Читать «Новый Мир ( № 1 2000)» онлайн - страница 25

Взгляд Ильи заметался по комнате, он торопливо выключил свет, кинулся на диван, укрылся пледом с головой и замер.

Владимир Иванович открыл дверь, включил свет и, не обнаруживая сына, проговорил удивленно:

— Экспорт–импорт...

Но, заметив под пледом очертания лежащего тела, улыбнулся и, подходя, спросил — озорно и насмешливо:

— Что это ты там делаешь, сынок?

Илья не отозвался, и тогда, взяв плед за край, Печенкин сорвал его.

Илья лежал на спине, поджав ноги и прижимая к груди руку.

— Болит? — спросил отец.

— Нет, — преодолевая боль, ответил сын.

— Нет, — недовольно повторил отец. — Жалко, если не болит. Надо, чтоб болела! Чтоб не совал ее куда не следует!

Рассеянно глянув на лежащие на столе предметы из сундучка, Владимир Иванович переключился на другую тему:

— А мне мать сегодня на работу звонит: “Не волнуйся, Володя, наш сын коммунист!” Я говорю: “А чего я должен волноваться?! Чего я должен волноваться?! Пусть он кто угодно будет, только чтоб без членовредительства...”

Печенкин подошел к столу, постучал ногтем по полой скульптуре Ленина, взял из раскрытого мешка сухарик, бросил его в рот, громко и весело захрустел и спросил:

— В Швейцарии сушил, к подполью готовился?

Илья не ответил, лишь молча сел на диван, но Печенкину, похоже, и не нужен был его ответ.

— Я тебе сейчас скажу, ты расстроишься, но я все равно скажу, — заговорил Владимир Иванович громко и убежденно. — Нет тут ни коммунистов, ни демократов! Мне, когда в Москве, в Кремле, приз вручали — “Рыцарь российского бизнеса”, я им знаешь как сказал: “Мы не белые, мы не красные, мы придонские!” Пять минут хлопали! Аплодировали...

Печенкин замолчал, успокаиваясь, пристально посмотрел на гипсового Ленина и воскликнул:

— Это ж Григорича наследство! А я все думаю, где это я видел? Ты представляешь, мы этот дом построили, пора переезжать, а как ему сказать — не знаем! Сказали — дом отдыха. Так он бродил все тут, местную парторганизацию искал. И хлеб в столовой тырил зачем–то...

Он задумчиво посмотрел на мешок с сухарями, пытаясь связать воспоминания и реальность, но новые воспоминания отвлекли:

— И челюсти свои все прятал...

Сундучок стоял на полу, и, присев к нему, Владимир Иванович продолжил свои воспоминания:

— Открываешь утром сахарницу — сахарку в чай посыпать, а там они лежат... Помер — так и не нашли, а новые не стали заказывать, все равно вроде... В гробу лежал, как младенчик, товарищ председатель Губчека...

Красный шелк знамени Печенкин измерил деловито и по–хозяйски — от кончика пальцев до плеча.

— Раз... два... три... Оно самое, точно. Это когда Василь Григорич в третий раз овдовел, он пошел к четвертой свататься. Бурковская была такая, циркачка, Герой Соцтруда... Конный цирк, еще до революции начинала. Ноги, ты не поверишь, — поросенок трехпудовый пробежит, она не заметит. Ну вот... Не было Григорича всю ночь, а утром он это знамя принес.

Рассказывая, Владимир Иванович открыл жестяную коробку из–под зубного порошка и обрадованно воскликнул: