Читать «Трагедия казачества. Война и судьбы-3» онлайн - страница 141

Мы были пока что живыми людьми, ходили, бегали, смеялись и веселились, но уже горе-судьба, огромная, жестокая и неумолимая, надвигалась на нас, чтобы поглотить, задавить и стереть в лагерную пыль.

Приближались последние дни казачьей свободы, а точнее сказать, и самого казачества, ибо после всех этих событий казачества уже не было. Оно, как говорили сами казаки, накрылось, а чем именно накрылось, те казаки знают.

21. ОПЕРАЦИЯ «ЖЕРЕБЕЦ»

Лежу я в палатке, гляжу в потолок. Это сказано, конечно, фигурально «в потолок», потому что в палатке потолка нет, я все равно гляжу.

Заглядывает в палатку казак: «Юрко, тут тебя какой-то вахмистр разыскивает!»

Минутное дело: застегнуть пуговицы, защелкнуть ремень с пистолетом. Выхожу. Стоит вахмистр, невысокий, немолодой, сухощавый, с кавалерийскими ногами, на груди несколько ленточек, бывалый значит. Взгляд острый и, по-моему, оценивающий. Меня оценивает.

— Это ты Юрий Кравцов? — спрашивает.

— Я.

— Отойдем, разговор есть. Отходим, усаживаемся на пригорок.

— Как живешь? — начинает разговор.

— Как?! Как все, — отвечаю я некоторым удивлением: с чего бы это ему интересоваться моей жизнью.

— С питанием как, хватает?

— Хватает, даже остается, — это я шучу.

— А как с куревом обходишься?

— Никак. Не курю я.

— Не куришь…? — он протянул это с таким разочарованием, что тут я уже удивляюсь по-настоящему.

— Не курю. А что?

— Да вот понимаешь, дело одно есть. Ты ж, говорят, по-немецки малость маракуешь?

— Малость есть.

— Вот мы и думали, поможешь нам. План небольшой мы вот с ребятами задумали, а без тебя трудновато будет.

— Что за план?

Тут он мне рассказывает свой план, и я соглашаюсь. Пересказывать план этот я не буду, расскажу сразу, как он исполнялся.

На следующий день вахмистр (его звали Семеныч) пришел ко мне и застал меня полностью экипированным: пистолет, автомат, фанаты и взятая взаимообразно папаха.

Двигаемся с Семенычем в путь. Пройдя с километр по лесу, выходим к небольшой полянке, где ожидает вся группа: четверо казаков и семь коней, шесть под седлом и один, писаный красавец, без седла.

Семеныч дает последние наставления, повторяя: «Смотрите, чтоб все было точно. Две ракеты, одна красная, одна зеленая, в расходящиеся стороны, под углом». Двое казаков вскакивают в седла и, взяв в повод этого самого великолепного красавца, исчезают.

Мы, оставшиеся, знакомимся. Одного зовут Федей. Это рослый, по-русски говоря, могутной казак, с пшеничным чубом из-под папахи и такого же цвета усами, постоянно улыбающийся, судя по выговору — донец. Другого звали Алексеем, и ничем особенным он не запомнился.

— Что же ты, Юра, казак, а воюешь в пехоте? — ухмыляется Федя, — Или никакого кавалерийского опыта не имеешь?

— Не имею, Федя.

Я врал. Кавалерийский опыт у меня был. В нашей станице Ярославской перед войной было четыре колхоза, в каждом колхозе, само собой, конюшня, а в каждой конюшне, само собой, кони. Летом мы, мальчишки, частенько по вечерам, когда заканчивался сельский труд, толклись возле конюшни, надеясь, что конюхи позволят нам сгонять лошадей на реку Фарс для купанья.