Читать «Трагедия казачества. Война и судьбы-4» онлайн - страница 152

Поднимать панику среди жильцов дома не входило в мои расчеты, и я благоразумно скрылся в развалинах на противоположной стороне переулка. Но что же предпринимать дальше? Куда идти? На мое счастье я услышал четкий шаг кованых солдатских сапог. Я выступил из развалин и пошел навстречу шагам. Слава Богу! Так и есть! Передо мной из темноты возникла фигура армейского унтер-офицера. Ни моя кубанка, ни мой башлык не произвели на него никакого впечатления. Не такое приходилось видеть!

Я поднял в приветствии руку: «Камерад, как мне пройти к Савиньиплатц?» Унтер-офицер объяснил. Через полчаса я растянулся на своем спартанском ложе, сомкнул веки и с удовольствием отдался во власть богатырского сна. Воздушной тревоги в эту ночь не было.

Я не припоминаю, как реагировала Галя на мой рассказ об этом происшествии. Вероятно, подумала: «Конечно, я была права. Но переубеждать упрямых мужчин — бесполезное дело!»

А ведь те бедные женщины на всю жизнь могли сохранить убеждение, что к ним в дом пытался проникнуть демон. Чего доброго пошли к психиатру. Можно представить, чего он мог им наговорить.

В одно воскресенье Галя повела меня в украинскую церковь (вообще должен признаться, что моей поздней любовью к церковной службе я обязан женщинам). Галя сообщила мне, что настоятелем церкви был племянник Головного Атамана Украины С. Петлюры. Молящихся было много. Я был единственным военным и стоял, держа, как полагается по военному этикету, кубанку в левой руке на уровне груди. Мое внимание то сосредотачивалось на личной молитве, то я пытался следовать молитве священника, исходящей из алтаря, то мысли уходили в сторону. Я пытался установить возраст церкви. Если церковь старая, в ней мог побывать в 1920 году мой отец в краткий период его эмигрантской жизни в столице Германии. Это было, впрочем, не очень вероятно. Мой отец не отличался религиозностью. Ее основы заложила во мне мама.

Особая статья — были Галины знакомые харьковчане, с которыми она приехала в Берлин. Они, как и Галя, не были «остовцами» и получили особый статус иностранцев в Германии. Жили они с семьями в большом доме рядом с Александерплатц. Под вечер в воскресенье обычно собирались в большой столовой одной из квартир. Времена были скудные. Ни обязательного угощения, ни выпивки, как это было принято у нас дома, на столе не стояло (между прочим, один из жильцов этого дома знал моего отца в Харькове и бывал у нас, когда я еще, по его словам, «под стол пешком ходил»). Зато было много добродушного юмора и желания провести вечер в хорошей компании. Сидя за столом, обменивались новостями (харьковский обер-бургомистр Семененко вошел в состав власовского КОНРа), отпускали шутки, рассказывали анекдоты и, наконец, начинали петь. Пели хорошо и слажено. Видно было, что спелись за месяцы совместной жизни. Галя иногда солировала. Я сразу понял, что с моим басом-баритоном мне «нечего соваться в Гостиный ряд». Все-таки душа не выдержала. Запели старинную песню о гетмане Сагайдачном «Ой на горі тай женці жнуть». Песня была мне хорошо знакома (ее пели у нас дома), и я решил, что ничем не рискну, подхватив с хором последнюю строчку первой строфы: «Гей, долиною, гей, широкою козаки идуть!» Верно мое «гей» прозвучало громко и внушительно. Хористы бросили на меня загадочный взгляд, а у Гали чуть поднялась черная бровка. После этого я больше не щеголял моим басом-баритоном, а смирно сидел за столом, безмятежно наслаждался пением и чувствовал себя на вершине блаженства. Как бы переносили мы все, часто непосильное, бремя тех лет, если бы нас на нашем пути не сопровождали и не поддерживали широкие, берущие за душу песни?