Читать «Суть времени. Цикл передач. № 31-41» онлайн - страница 63

Сергей Ервандович Кургинян

Минкин таким способом цитирует в скрытом виде своих вчерашних сначала хозяев (потому что генезис Минкина абсолютно понятен), а потом противников, врагов… То бишь этих «лютых коммунистов», которые хотели только «властвовать, властвовать, властвовать и вцепляться в горло», — как говорили минкины потом уже, когда они освободились из-под власти этих своих хозяев, которым они лизали сапоги или ботинки с невероятным удовольствием. Я лицезрел это в варианте Минкина в определённые годы, когда Минкин ещё страшно любил мой театр, и когда он сочно живописал, что такое начальники, какие именно начальники, и как он любит этих начальников. Тогда речь шла об очень мелких начальниках на уровне райкома комсомола и чуть выше.

Так вот, такого рода скрытое цитирование (когда человек говорит: «Я уподобляюсь тем, кого я уже описал, как бесов. Я сам становлюсь бесом. Я сам становлюсь человеком, который рвёт горло любому, кто посягнёт на мою власть»), — не случайно. Люди понимают, что они проигрывают, что почва уходит из-под ног, что исчерпана эпоха двадцатилетия, бесславная, потерявшая язык, не ищущая аргументов. Она кончена. Сказать нечего. Ты ведёшь дискуссию, а на тебя смотрят и говорят: «Гад, гад, гад, гад, гад, гад, гад! Сволочь, сволочь, сволочь, сво…» И всё. Потому что больше уже сказать нечего. Нельзя по сотому разу повторять какие-то заезженные клише. Нельзя ещё и ещё раз воспроизводить аргументы, которые потеряли всякую общественную значимость.

А, главное, сам-то ты каков? Ты-то что сделал? Тебе-то какой отведён исторический срок?

И ничего — кроме жалкого, постыдного поражения. Кроме того, что что-то там пригрёб к себе ручонками — и кушаешь, кушаешь, кушаешь, лижешь, лижешь, лижешь, сосёшь, сосёшь, сосёшь эту кость, уже обглоданную кость капитализма…. Действуешь, как его маленькая-маленькая шавочка…. И всё. И ничего нет. А завтра и это кончится. И что же будет? Боже мой!..

И тогда шавочка превращается вдруг в обезумевшего волка, который хочет уподобиться волку другой эпохи. И говорит: «Да-да, я уподобляюсь — вот тот не читал, но знал, — и я не читаю, но знаю. Я тогда говорил, что тот плохой. А теперь я сам хочу быть таким плохим, как тот».

«Хочу быть как Ермилов», — говорит тем самым Минкин.

«Хочу, хочу!..» — он с этого начинает и этим кончает.

Ермилов — это был такой критик из советской эпохи. Как гласил известный анекдот, на двери его дачи было написано: «Злая собака». И кто-то приписал: «И беспринципная».

Так вот, смысл в этом — «хочу быть таким, таким вот отвязанным, рвущим на части, ненавидящим; только таким; и расписываюсь в этом в первых и последних строках сего письма».

Дальше открываю и читаю: «Сперва отвечу на вечный упрёк: мол, если человек передачу не видел (то есть он понимает уже, что говорит крамолу, он её сознательно говорит — С.К.)… не видел, то не имеет права называть ее дерьмом и даже думать так не имеет права. Я и дерьмо не пробовал, но уверен, что и на ощупь оно дерьмо, и на запах, и на вкус.»