Читать «Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман» онлайн - страница 198

…А Федор по–прежнему лежал около старых, трухлявых пней и вил веревки. Сами собой закрывались глаза. Он отложил приготовленное лыко и лег заросшей щекой на моховую кочку.

Перед глазами сероватые сосновые иголки, не одну зиму пролежавшие под снегом. Кусочки сосновой коры, прошлогодней травы, по которой, как по лесу, пробирались крупные коричневые муравьи. Вовсю пекло солнце.

Пахло растопленной смолой, нагретым песком… Федор закрыл глаза.

…Бугор уже, как под снегом, белел под сохнущим мхом.

«Все, — решил Росин, опрокинув корзину, — на сегодня хватит».

Не торопясь пошел к шалашу. Вышел на поляну и замер. «Что это?» Федор лежал, втянув голову в плечи и высоко подняв босую здоровую ногу. Не шевельнется, лицо побледнело.

Росин подбежал.

— Что с тобой?

— Тише, тише, — зашептал Федор. — Оттащи меня с этого места: змея подо мной!

Осторожно, чтобы не разбередить больную ногу, Росин приподнял Федора, положил на другое место, прямо на землю.

— Расковыряй сено, там она, тварь подколодная! Размозжи ей башку! Ишь, проклятущая!

Росин ковырнул палкой сено, ковырнул еще — зашевелились живые черные кольца.

— Так ее! Так! — приговаривал Федор. — Еще разок хрястни! Теперь в муравейник! Муравьям ее!..

— Что тут произошло? — спросил Росин, вернувшись от муравейника.

— Проснулся, а она на меня глядит! Тварь ползучая, в упор прямо, в глаза! И жалом — мельк, мельк! А под рукой ничего, только веревка тоненькая. Шасть ее веревкой! А она как вильнет — и под меня, в сено. Я ногу вверх босую, а больную‑то не шевельну. И не встать… Замер, не шелохнусь. Тяпнет, думаю, через рубаху или штаны. А случись в шею или затылок? Помрешь! Втянул голову, насторожился: не шуршит? Вроде молчит. А как услыхал бы — ползет, вскочил бы, хошь отвались нога.

— Здорово она тебя перепугала, даже в лице переменился.

— Переменишься, как под тобой змея…

— Надо скорее избушку строить. Жить хоть будем как все, в четырех стенах.

— Слышь‑ка, Вадя, а давай сейчас туда переберемся, — оживился Федор. — Стены есть, крыша скоро будет. Чего же еще?

…Целыми днями трепетали над водой крыльями крачки. Заметив добычу, птица ныряла в воду и поднималась в воздух с рыбешкой в клюве. На торчащей из воды коряге во все горло кричал птенец. Крачка отвечала ему, роняя из клюва рыбешку, но тут же, на лету, подхватывала и, не тормозя полета, ловко совала птенцу в рот. Цапли, расправив над гнездами широкие крылья, прикрывали ими от солнца маленьких птенцов.

«А ведь уже июнь, — думал Росин, глядя с недоделанной крыши на птенца. — Бежит время».

— Так какую печку делать будем, Федор? Где в крыше дырку оставлять?

— В углу оставляй, — отозвался Федор. — Русскую ни к чему, почто с ней возиться. Хантыйский чувал надо. С ним завсегда тепло и светло. Дрова опять же любые, хошь пол–лесины жги.

Наконец слаженная без топора и единого гвоздя избушка готова. Стены внутри и снаружи оштукатурены глиной, смешанной для вязкости с илом. Из пары плетеных щитков, с сеном между ними, сделана дверь. Она имела, пожалуй, только одно сходство с настоящими дверями — точно так же скрипела.