Читать «Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман» онлайн - страница 191
Анатолий Александрович Севастьянов
А в это время у шалаша старались другие рыболовы. Утопая в ворохах прутьев, Росин и Федор плели верши.
— Теперь уже скоро карась заикрится, — говорил Федор, поглядывая на набухшие бутоны шиповника. — Как шипига цвет выкинет, карась стеной попрет. Примета верная. В день столько поймать можно, сколько потом и в месяц не словишь.
Руки Федора легко, без единого лишнего движения делали свое дело. Казалось, прутья были живые и сами вплетались в вершу.
— Знаешь, Федор, смотрю на твои руки: прямо симфония.
— Что‑то непонятное сказываешь.
— Красиво, говорю, делаешь.
— Что же в верше красивого? И у тебя такая.
— Да я не о том…
На стволах елей и сосен блестели тягучие, золотистые капли смолы. Нежно–зеленые, еще не совсем отросшие игольчатые листочки лиственницы будто хватило пламенем: побурели их кончики, опаленные солнцем.
Сейчас сам воздух, настоянный на смоле и хвое, казалось, пах солнцем.
Белка, которую жара застала далеко от гнезда, забралась в другое, наспех сделанное гнездо, устроенное только для того, чтобы спасаться в нем от жары.
— Да, и на жару Сибирь не скупится, — сказал Росин, стаскивая гимнастерку.
— А у вас в городе такая жара бывает?
— Еще хуже. Все каменное, так накалит — асфальт под каблуками протыкается.
— Что это — асфальт?
— Ты асфальт не знаешь? — удивился Росин.
— Может, и знаю, может, у нас в деревне как по–другому называется.
— Нет, — засмеялся Росин, — у вас в деревне его нету.
Росин положил гимнастерку и щёлкнул пальцем по глиняной миске.
— Смотри‑ка, Федор, как просохли, — звенят.
— Звенят. Обжигать пора. Теперь уж, поди, не лопнут. Столько времени на солнце жарятся. Просохли как надо, не то что тогда.
…Стоящий у воды медведь вдруг приподнялся на задние лапы. Черный кончик его носа беспокойно задвигался. Медведь проворно отскочил от воды.
Над кустами, приближаясь к берегу, покачивалась верша. Это Росин нес ее к озеру. Подошел, сбросил в воду. Вершу утянул на дно заложенный внутрь камень. Росин сделал напротив затеску на дереве и заспешил обратно — плести новые верши.
А через несколько дней уже на многих деревьях вдоль берега белели затески.
Восходящее солнце осветило кроны деревьев. Ветки лениво шевельнулись от легкого ветерка, будто проснулись и зашептались о чем‑то перед дневными делами.
Внизу, куда еще не заглянуло солнце, Росин из шалаша вытащил на еловых лапах Федора.
— Глянь‑ка, шипига зацвела! — обрадовался Федор, увидев заалевший куст шиповника. — Теперича работы будет.
Прибрежные тростники качались и шуршали от подошедших к берегу косяков рыбы.
Росин, кренясь от тяжести, тащил корзину, до краев наполненную увесистыми темно–бронзовыми карасями. Вываливал рыбу возле Федора — опять к вершам.
Федор, вытянув увязанную в шины ногу, сидел возле широкой плахи и торопливо чистил карасей. Как ни проворно двигались его облепленные чешуей руки, он не успевал за Росиным. Все прибывал ворох отсвечивающих красной медью карасей.