Читать «Ветер в ивах» онлайн - страница 76

— Ну, позабавил! — стонала она. — Да я тебя, голубчик, с первого слова раскусила. Тон у тебя барский. Хорошенькая прачка — небось, салфетки за всю жизнь не выстирал.

Горячий темперамент Жабба, до сей поры злобно затаенный, вздыбился во всей своей непривлекательной мощи — Жабба понесло.

— Ты! Подлая, низкая, жирная баба! — гремел он. — Как ты смеешь так разговаривать с джентльменом? Нашла прачку! Ставлю тебя в известность: перед тобой Жабб — известнейший, многоуважаемый, выдающийся мистер Жабб! И пусть сейчас у него временные трудности, я не позволю смеяться над ним всяким бабам!

Женщина приблизилась к нему, пытливо и строго заглянула под чепчик.

— Бог мой, и правда! — воскликнула она. — Да как я могла? Омерзительная ползучая жаба на моей чистенькой барже! Ну, нет! Этому не бывать.

Одна рука ее — мощная, в веснушках — настигла Жабба и схватила за переднюю лапу, другая цепко держала заднюю. Мир перевернулся, баржа-с легкостью взмыла в небеса, в ушах засвистело; Жабби сообразил, что летит по воздуху, некрасиво кувыркаясь.

Вода, когда он, наконец-то, смачно приводнился, оказалась, на его вкус, слишком прохладной, но все же не на столько, чтобы сокрушить его гордыню или умерить пыл необузданного темперамента. Он нащупал дно, отплевался. Первое, что ему бросилось в глаза, когда он очистил их от водорослей, была, конечно, хозяюшка. Эта толстая баба сотрясалась от смеха на корме уплывавшей баржи, и Жабб, пожирая ее глазами, чихая и кашляя, нечленораздельно поклялся разделаться с негодяйкой.

Он попытался с достоинством выйти из воды, но намокшее платье заставляло ковылять самым унизительным образом, а когда он-таки коснулся материка, выяснилось, что без посторонней помощи взобраться на крутой берег — дело непростое.

Две-три минуты Жабби отдыхал. Как только сердце его угомонилось, он подобрал платье выше колен и в жажде реванша галопом припустил вослед обидчице, неумолимый, как Судьба.

Вскоре он нагнал баржу; негодяйка все еще веселилась.

— Выжмись, старуха! — захлебывалась она. — Не забудь лицо утюгом погладить, гофре-плиссе наведи! Хорошенькая жаба получится, точно говорю.

Ответа не было. Суровая кара — вот чего алкал Жабби. Дешевое словопрение, устная расправа не могут служить сатисфакцией истинному аристократу, и хотя на уме вертелась парочка уничижительных замечаний, Жабб уст не разомкнул. Конь — вот кто был целью забега. Резво обогнав его, он отвязал канат, вскочил на него и могучими ударами пяток пустил галопом. Он направил скакуна в чисто поле, подальше от канала, и только там соблаговолил обернуться: баржа тупо ткнулась в берег, а ее гнусная хозяйка отчаянно жестикулировала и трубила: «Стой, стой!»

— Знакомый напев, — ухмыльнулся Жабби и еще неистовей заработал пятками.

Недолго длилась дикая скачка: ломовой конь был не способен так перенапрягаться и скоро сменил корявый галоп на рысцу, а потом и вовсе поплелся ленивым шагом. Жабба, впрочем, это удовлетворяло: как-никак он двигался, а баржа — нет. Дерзкий поступок, свидетельствовавший, по мнению Жабба, о недюжинной смекалке, возвратил ему благодушное настроение, и против прогулки в погожий день он не возражал, ехал потихоньку, отгоняя мысли о добром обеде и о том, как давно он не ел по-человечески. На солнышке его разморило, он задремал. Канал был уже далеко позади, когда конь решил подкрепиться, и опустив морду, захрумтел травой. Уснувший седок едва не съехал по его шее, вцепился в гриву и осмотрелся. Они находились на широком выгоне; тут и там, насколько хватало глаз, из травы поднимались кустики дрока и ежевики. Невдалеке стоял потрепанный цыганский фургон, а за ним, сидя на перевернутом ведре и глядя вдаль, задумчиво курил возница. Рядом горел костер; рыжее пламя лениво облизывало дно походного котелка. Под крышкой что-то булькало и попыхивало, наполняя воздух многообещающими испарениями; запахи — теплые, сытные, разно образные — вились, клубились и сливались в один небесно-сладостный аромат: казалось, душа Природы воплотилась в нем, чтобы явиться своим детям, — душа истинной Богини, матери безмятежности и жизнелюбия. Теперь Жабб понял, что до этой минуты не был по-настоящему голоден. Все эти посасывания и подташнивания, которые мучали его с раннего утра — пустяки. Вот он, настоящий голод, и надо как можно скорее утолять его, иначе будут жертвы.