Читать «Осенние мухи. Повести» онлайн - страница 52

Нельроде и Курилов шли по обсаженной белыми розами аллее. Старый князь попросил разрешения прикрыть голову — стояла непривычная для этого времени года жара — и остановился посреди обсаженной белыми розами аллеи. Я шел следом, но они не обращали на меня внимания. Князь надел английское кепи с длинным козырьком на зеленой шелковой подкладке и устало сказал по-французски:

— Собаки лают, караван идет…

Он с силой ударил тростью о землю и воскликнул:

— Я никогда не пожалею о том, что был человечным! В моем возрасте, Валерьян Александрович, это служит большим утешением.

Хорошо помню длинные тонкие руки Нельроде. Глядя на них, я все время воображал то утро, когда он послал эскадрон на залитую кровью восставших площадь в маленьком польском городке. Я слушал тогда князя и не верил ни единому слову, но позже — когда мы пришли к власти — понял, что Нельроде и Курилов не лицемерили. Просто у них была короткая память.

Собеседники вышли на Поляну Муз и сели отдохнуть на скамейке. Вокруг росли фигурно подстриженные тисовые деревья, воздух был пропитан ароматом самшита. Я проскользнул за живую изгородь.

Курилов и Нельроде заговорили о покушениях революционеров.

— Меня часто предупреждают о готовящихся событиях, — сказал князь. — Люди пишут: «Не ездите туда, не оставайтесь там». Я никогда никого не слушаю, однако, ложась спать, борюсь со страхом. Он проходит, когда я на следующее утро сажусь в карету.

— Я молюсь каждое утро и проживаю каждый день, как если бы он был последним в моей жизни. Возвращаясь вечером домой, я благодарю Бога за дарованную отсрочку.

Голос Курилова задрожал, и он умолк.

— Конечно, вы ведь верите в Бога… — с усталым смешком промолвил князь. — Я делаю все, что в моих силах, — сам не знаю почему. Дело не в осознании выполненного долга, Валерьян Александрович, я испытываю горькое удовольствие, лишний раз убеждаясь, как глупы люди. Мнение потомков и прочая чушь меня не волнуют. Как много было криков из-за истории с анархистом Семеновым! Он мог провести несколько месяцев в тюрьме, в ожидании суда и скорой казни, а я избавил его от страданий. Мы избежали процесса — любой процесс распространяет в народе идеи, с которыми мы пытаемся бороться. В Польше мертвых топтали лошадьми, и им не было больно, но священный ужас подавил бунт в зародыше, были спасены многие жизни. Чем дольше я живу, тем выше ценю человеческую жизнь… и тем меньше значения имеют для меня так называемые «идеи». Я всегда действовал, подчиняясь логике, этого-то мне и не прощают.

— Я верю в здравый смысл потомков, — прошептал Курилов. — Россия забудет моих врагов — но не меня. Все это невыносимо тяжело. — Он помолчал. — Говорят, нужно уметь проливать кровь… Конечно… Но только… — Он запнулся и договорил едва слышно: — За правое дело…

— Я больше не верю в «правые дела», — со вздохом ответил князь. — Вы моложе, у вас остались иллюзии…

— Жизнь очень жестока, — грустно откликнулся министр и добавил, понизив голос: — У меня столько забот…

Я наклонился ближе. Это было по-настоящему опасно, но мною двигало жгучее любопытство…