Читать «Рожденная для славы» онлайн - страница 329

Виктория Холт

Сесил был не просто блестящим министром, но еще и близким другом. Нас объединяло так много, мы даже страдали одними и теми же недугами — например, постоянными зубными болями. А сколько приятных минут провели, рассказывая друг другу о своих недомоганиях. А когда Сесил лишился сначала дочери, а потом жены, я была рядом и утешала его, как могла.

Жизнь безжалостна. На Сесила тогда обрушилась целая череда смертей: сначала скончалась его мать, через год дочь, еще через год жена. Это были самые близкие ему люди. А сколько натерпелся Берли от своего зятя, графа Оксфорда! Правда, дети от этого брака доставили ему много радости. Умирал очень хороший человек, и сердце мое наполнилось скорбью.

Конец неумолимо приближался. Скоро я потеряю еще одного друга, самого дорогого. Я чувствовала себя бесконечно одинокой. Мои соратники покидали меня один за другим.

Я навещала больного ежедневно, а если не могла прийти сама, посылала кого-нибудь их придворных дам с сердечным посланием.

Все эти дни я думала только о Сесиле, и на душе было тяжело.

… В день, когда Сесил скончался, его сын доставил мне предсмертное письмо, которое Берли успел продиктовать секретарю. Внизу его ослабевшая, опухшая рука с трудом вывела: «Ваш скорбящий отец Берли».

«Да возблагодарит Господь Ваше величество за безграничную милость и доброту, с коими Вы, подобно заботливой матери, а ежели не матери, то беззаветнейшей из сиделок, ухаживали за мной и даже кормили меня с ложечки своей царственной рукой. Если мне доведется еще держать ложку самому, я буду служить Вашему величеству с еще большим усердием. А коли быть тому не суждено, я послужу Вашему величеству и Божьей церкви в Царствии Небесном, где надеюсь вскорости оказаться…»

В постскриптуме было написано: «Служа королеве, служишь Богу, а всякая иная служба от лукавого».

Я взглянула на Роберта Сесила. По его лицу текли слезы.

— Я скорблю не меньше, чем вы, — сказала я.

* * *

Меня вновь охватила неизбывная тоска по Лестеру. Прежние дни миновали, их не вернешь. Люди теперь не те, что раньше, от них одни разочарования. Ближайшие мои соратники — Хаттон, Хенидж, мой дорогой Лестер, а теперь еще и Берли — покинули меня.

Остался Роберт Сесил, но он уродлив, а я всегда любила красивых мужчин. Эссекс хорош собой, но от него больше горя, чем радости. Он все еще держался вдали от двора, пестовал свою обиду.

Был еще Генри Ризли, граф Саутгемптон, мужчина умный и красивый. Если бы захотел, мог бы добиться моего расположения. Саутгемптон любил искусство, покровительствовал моему любимому поэту и драматургу Вильяму Шекспиру, но был, увы, дерзок и высокомерен, о монаршей милости нимало не беспокоился.

Больше всего Саутгемптона интересовала литература, и это его пристрастие я вполне разделяла, но образ жизни молодого вельможи был поистине скандальным. Он проводил время в самых сомнительных лондонских кварталах, в компании актеров и литераторов, устраивал дебоши и безобразия. Настоящий авантюрист, но не той породы, что Дрейк или Рэли. Саутгемптон вознамерился испробовать все, что может предложить ему жизнь. Более всего меня раздражало безразличие, с которым он относился к моей особе, хотя знал, что королева испытывает к нему определенный интерес.