Читать «Записки молодого варшавянина» онлайн - страница 29

— Ежи... Ты веришь в бога?

Такой вопрос в устах учительницы, насквозь пропи­танной мирскими идеалами, был более чем неожи­данным.

— Мне сейчас отвечать или можно немного пого­дя? — огрызнулся я.

— Знаешь… Мы вообще не разговариваем друг с другом. Я даже де знаю, о чем ты думаешь…

Я нетерпеливо посмотрел на нее. Мои собственные дела казались мне самыми главными.

— Мне надо подготовиться к завтрашним заняти­ям!        — резко сказал я и тут же добавил более мягко, потому что в ее лице было что-то, поразившее меня: — Поговорим в воскресенье, ладно?

И ушел. В моей памяти навсегда осталось ее печаль­ное-печальное лицо, и в течение долгих лет я упрекал себя в бесчувствии и грубости. На похороны пришло множество ее учеников, но отца не допустила бабка — как морального убийцу и предателя. Смерть матери бы­ла для меня первым личным потрясением. Но каждо­дневная жизнь требовала беспрерывного действия, и только иногда, по ночам, мои глаза увлажнялись.

После смерти матери ко мне переехала бабка, кото­рая до этого жила одна из-за своего трудного характера. Моя бабушка была независимой и колючей особой, не считавшей нужным сдерживать свою искренность. «И чего ты сюда пришел, дурак? — спрашивала она пришедшего в гости кузена.— Твоя мать была глупой, и ты тоже никчемный. Лучше бы настрогал лучины для печки, чем сидеть и болтать глупости». Подобными ре­чами она разогнала всех, кто любил прийти в гости по­есть-попить на дармовщинку. Меня она по-своему люби­ла и подсовывала мне все лучшее, что только можно было раздобыть в то время.

Оказалось, что я стал неплохо зарабатывать. Взят­ка, уплаченная за мое устройство, быстро окупила се­бя — доктор Гуфский знал, куда меня послать. И сегодня завтрак, приготовленный бабушкой, состоял из хле­ба, грудинки, масла и кофе с молоком и сахаром. О роли грудинки, поддерживавшей в годы оккупации твердость национального духа, можно бы написать целый трактат.

Итак, я уселся за стол, уставленный упомяну­тыми яствами, и включил приемник, ловко вмонтирован­ный в подставку настольной лампочки. Это была два­жды нелегальная деятельность: я не только слушал враждебные немецкому порядку известия из Лондона, но и нарушал запрет пользования днем электроэнер­гией. В том 1943 году нам разрешалось пользоваться электроэнергией только два часа в день: с восьми до десяти утра или с десяти до двенадцати вечера, на все остальное время пробки полагалось вывертывать. За плату, соответствующую важности просьбы, некий спе­циалист, которому можно было доверять, провел нам провод прямо от уличной сети, минуя наши пробки и счетчики. Таким образом, у нас было столько электро­энергии, сколько нам было нужно, и вдобавок совершен­но бесплатно. Достаточно было лишь подсоединить один проводок к другому, как весь наш домик начинали обо­гревать электропечки и освещать яркие лампочки.