Читать «Записки молодого варшавянина» онлайн - страница 26

Ежи Стефан Ставинский

Мы уселись в моем новом кабинете. При виде целой банки консервированной ветчины у моих гостей за­блестели глаза. Слесарь открыл банку штыком, и мы разлили «выборову». Воцарилось веселое настроение.

— Говорят, англичане в пух и прах Берлин разбом­били,— начал, как всегда, с новостей вагоновожатый.— А чехи взорвали военный завод.

— Зато нам божья матерь посылает дивизион ар­хангелов,— язвительно добавил слесарь.— Это все, ко­нечно, ни хрена нам не поможет. Но мы должны дер­жаться до последнего. Зачем это надо, чтобы во всяких странах говорили, будто Польша сдалась через неделю!

— В пятницу четыре недели будет,— заметил ваго­новожатый.— Мало времени прошло. И до пятницы еще целых пять дней…

— Мы должны продержаться как можно дольше,— вмешался я.,— Мы же даем союзникам возможность подготовиться к сражениям.

— Я так понимаю, что мы сейчас только за одно свое доброе имя воюем,— сказал слесарь.— Чем больше нас на этом костре изжарится, тем больше про нас трубить будут, когда войну выиграют. Кумекаете, братцы?

— Ты что ж, все улицы могилами изрыть хочешь? — ужаснулся вагоновожатый.

— Тебя-то я, как полагается, на кладбище похоро­ню,— пообещал слесарь.

— Ишь ты какой! Это еще неизвестно, кто кого по­хоронит,— возмутился вагоновожатый.

— В таком разе давай жребий тянуть,— предложил слесарь и вытащил спички.

— И не думайте! Этого не хватало! — заорал я.— Сегодня день моего рождения!

— За твое здоровье, Юрек! — сказал слесарь и, под­няв кружку, выпил водку.— Ты, конечно, барчук и ма­менькин сынок балованный, птичьим молочком вспоен­ный, но все ж таки мозги у тебя жиром не заплыли. Как подрастешь, поймешь кой-чего, так что будь здоров и расти большой. Таким, как ты, везет. И ты обязательно всех нас похоронишь, потому что ты самый младший.

— Ни хрена подобного! — воскликнул я.

— Давай об заклад? — быстренько предложил сле­сарь.

— Я насчет жизни ни на какой заклад не согла­сен,— вмешался вагоновожатый.— У меня двое ребят, и не дай бог беду какую накликать. Трамваи всегда нуж­ны будут.

— Трамваи погибают на баррикадах,— рассмеялся я и разлил остаток водки по кружкам.

За окном стемнело. Надо было переходить в подвал, поскольку нечем было занавесить окна. Взрывы мерно ухали, к этому было легче привыкнуть, и я уже не испы­тывал страха.

— Мастерскую-то мою начисто разбомбило, а меха­ника убило,— пожаловался слесарь.— И почему это нам так крепко под зад дают?

— Не знаешь разве, что к чему? — спросил вагоново­жатый.

Мы замолчали. Не хотелось ругать правительство, смывшееся в Лондон. Поражение было таким неожи­данным и наступило так быстро, что наши головы не успели осмыслить происходящее, мы были угнетены сво­им унижением и испытывали острое чувство ненависти. Падение с вершин победоносного патриотизма на дно поражения ошеломило и оглушило нас.

— Не о чем тут говорить,— сам себе ответил вагоно­вожатый.

Я очень полюбил их, вагоновожатого и слесаря, и они полюбили меня, молокососа и маменькиного сынка. В течение всего времени, пока мы вместе воевали, я старался заслужить их уважение и подавлял в себе страх столь успешно, что они, пожалуй, считали меня отважным. Нас теперь объединяло нечто, заставлявшее забыть о разнице в возрасте, культурном уровне или происхождении.