Читать «Записки молодого варшавянина» онлайн - страница 23
Ежи Стефан Ставинский
— Ты что, с ума сошел? — вскричал я.— Эта война будет длиться целый год?!
— Стер-рва! Твою мать! — заорал попугай.
— И ты хочешь держать здесь эту вульгарную птицу, Ядя? — удивился отец.— Для того ли я уже целый год работаю над твоей речью, чтобы теперь эта птица снова учила тебя сквернословить?
Ядя тихо заплакала, закрыв лицо руками.
— Господи...ну зачем ты такой. Мы же могли спокойно уехать... удрать от этого всего... Мы бы уже в Париже были или даже в Америке... и пускай бы нас немцы в одно место целовали... Почему ты так ко всему относишься, жизнь — она же не шутка, а тебе все хиханьки да хаханьки. Все эти твои шуточки плохо кончатся, я знаю, я сон видела! А меня ты вовсе даже и не любишь, плевать тебе на меня, я для тебя игрушка только…
— И не стыдно тебе, Ядя? — Выпив коньяк, отец встал.— Не женись, сынок, ни к чему это. Все равно ни одной женщине никогда не угодишь! Просто это вообще невозможно! Ну, мне пора. Пойду выполнять долг. Я начальник противовоздушной обороны, в моем ведении шесть домов с садиками, так что я пошел дежурить. Привет, Ядя!
Он перебросил через плечо противогаз, а на голову надел белый тропический шлем, привезенный когда-то из Италии. Я упаковывал в вещмешок водку и продукты.
— До свидания, Юрек,— сказал отец, сжав мои плечи. — Надеюсь, ты выйдешь из этого невредимым. А если нет...
—Dulce et decorum est pro patria mori,— подсказал я.— Я только работаю на линии связи. У меня столько же шансов, сколько и у тебя.|
Я помахал на прощанье попугаю, погладил по голове зареванную Ядю и ушел. Мне вдруг стало жалко эту глупенькую телку.
Время близилось к четырем, когда, проскочив мост Кербедзя, я добрался до управления железной дороги. По сравнению с Варшавой на Праге, казалось, горело всего несколько домов. Лишь на следующий день мы по настоящему узнали, что такое горящий город. К вечеру обстрел притих и линия связи с Замком действовала бесперебойно.
Ни слесаря, ни вагоновожатого я не застал — они еще не вернулись — и решил отправиться в читальню. Она размещалась в частной квартире, на втором этаже дома, напротив наших окон со стороны Виленской улицы. Дверь читальни была открыта — хозяева куда-то сбежали, и я мог менять книги в любое время дня и ночи. Хотя я пользовался читальней уже около десяти дней, мне ни разу никто там не встретился. Книги не входили в число благ, ради которых стоило бы рисковать жизнью, пробираясь под разрывами шрапнели, как, например, за водой или хлебом.
До сих пор я выбирал на полках разное чтиво, стараясь отвлечь себя от размышлений. С другой стороны, я восполнял пробелы, возникшие из-за воспитательских принципов моей матери, которая подсовывала мне только «ценные произведения». Прочитав еще дома всевозможных Маннов, Келлерманов, Вассерманов, а также Элтона Синклера и Синклера Льюиса, Анатоля Франса, Франсуа Мориака, Круифа и Карреля, я набросился на Уайлеса Эдгара, Антония Марчинского, Марка Романского, Михала Зевако и Питигрилли — первейшего среди тогдашних воспевателей распутства и сексуальной разнузданности. Что касается Питигрилли, то меня ждало большое разочарование, ибо ничто меня в нем не потрясло. А может, виной тому были бомбы и снаряды, которые не давали сосредоточиться или, напротив, расслабиться. Все же я постоянно думал о них. Правда, отец Яди во время обстрела так прижался с перепугу к своей дворничихе, что спустя девять месяцев у них появились близнецы, которых я видел позднее собственными глазами. «Во, каких пистолетов сработал!» — смеялся тесть моего отца, показывая свой единственный зуб. Нечего и говорить, что вся тяжесть содержания новорожденных шуринов легла на моего отца — справедливое наказание за его легкомысленное отношение к жизни.
