Читать «Игуана» онлайн - страница 119

Альберто Васкес-Фигероа

Игуана Оберлус пристально его разглядывал.

Спустя приблизительно четыре часа португалец вновь пробормотал, будто во сне:

— Я хочу есть.

И это были его последние слова. Он склонил голову на борт лодки, замер и совсем перестал дышать.

Когда у Игуаны Оберлуса больше не осталось сомнений в смерти Феррейры, он положил на борта весла, очень осторожно, чтобы они не упали в воду, и не спеша достал нож.

Малышка Кармен смотрела на него с ужасом.

— Ты собираешься его есть? — спросила она, будучи почти не в состоянии выговаривать слова.

Он покачал головой:

— Нет, в этом ведь нет никакой необходимости. — Он обвел рукой пространство вокруг себя. — Мы наверняка находимся недалеко от берега. Это не то, что открытое и глубокое море. Здесь внизу где-то должна быть рыба. Я его использую как наживку.

— Ты способен использовать человека в качестве наживки? — изумилась она — Ты что, не испытываешь почтения к мертвым?

Он посмотрел на нее так, словно она была самым глупым из живых существ, и ответил:

— Еще меньше, чем к живым. В любом случае, его в конце концов съедят рыбы. Подай-ка мне сюда крючки. Они вон в том деревянном ящике.

Он нагнулся над мертвецом и с абсолютным спокойствием вспорол ему живот сверху вниз, обнажив внутренности. Запустил руку в брюшную полость и без отвращения и гримас, отодвинув в сторону кишки, извлек печень, которую отсек в два приема.

— Вот это они лучше всего едят, — пояснил он. — И не делай такое лицо. Зачем мертвецу печень? А тебе следует молиться, чтобы клевало, потому что в противном случае я заставлю тебя съесть его руку. Я намерен довезти тебя до берега живой — ты меня слышишь? Мы выживем во что бы то ни стало.

Рыба клевала.

Не одна и не две, а дюжины, потому что, как только лески ушли в глубину, на сорок саженей, всевозможная рыба всех размеров и самых разных видов накинулась на кровавую приманку, жадно ее заглатывая.

Воспрянувший духом Игуана Оберлус выгрузил на дно лодки свой богатый улов и прекратил резать на мелкие кусочки неостывшую печень покойного Феррейры.

Выкинул то, что осталось, за борт, а затем сбросил в воду мертвеца, наблюдая за тем, как тот постепенно удаляется, подталкиваемый течением, и тонет. Наконец показал свою добычу Малышке Кармен, которая все это время хранила молчание. Она настолько ослабела, что даже не могла выразить радость по поводу того, что скоро будет есть.

— Видишь? — сказал Оберлус — Проблемы кончились. Никто никогда не сможет обвинить нас в людоедстве.

— Не знаю, что и хуже, — ответила она. — Я могла бы понять, если бы ты съел беднягу, подталкиваемый голодом и необходимостью выжить. Но это! Хладнокровно использовать его как наживку. Это отвратительно! Бесчеловечно, преступно и отвратительно.

Оберлус, который бережно опустил двух еще живых рыбок в ведро с морской водой, взглянул на нее с презрением.

— Ты никогда не научишься, — сказал он. — Ну, положим, стал бы я есть этого типа, послезавтра он провонял бы, мне пришлось бы выкинуть остатки, и через три дня мы снова подыхали бы с голоду. — Он показал на рыбу. — А вот так, часто меняя воду этим двум, мы сохраним их живыми, и через пару дней они, в свою очередь, послужат нам наживкой, и мы сможем наловить еще, и так до бесконечности. — Он соединил руки ладонями кверху. — Здесь идут дожди и ловится рыба, мы можем продержаться несколько месяцев. — Он указал пальцем в ту сторону, где тело португальца уже исчезло с поверхности. — Какая разница, съедят ли его рыбы сразу целиком или начнут с печени?