Читать «Весна (сборник)» онлайн - страница 131

Павел Пепперштейн

Но Маше снова вдруг стало одиноко и скучно среди этого веселья. Она бродила то тут, то там, то вдруг фрагментами возвращалось к ней веселье, и она танцевала, то набрасывались на нее с поздравлениями, подруги восторженно что-то щебетали, какие-то неожиданные мужчины не ко времени признавались ей в любви, она убегала и снова где-то застывала, цепенея в закутках праздника… Диджей PUMA, насквозь татуированный блондин, сводил, как бог, виртуозно и резко наслаивал трек на трек. Диджей Панин был на высоте… И вот она вдруг увидела, как сквозь толпу к микрофону шествуют бледные и какие-то растерянные рэперы из группы «Лисенок Таттерс». Про них она совсем забыла, подростки выглядели как-то затравленно на чужом празднике, они, возможно, не знали, принимают ли их здесь всерьез — согласились, потому что были нужны деньги. И вот бледная мешковатая девочка начала зачитку, смущенно сверкая глазами и делая руками загребающие, намеренно косолапые движения, словно полупарализованый, но революционный медвежонок:

Лисенок Таттерс — огонек в ночи. Мое сердце громко от боли кричит. Лисенок Таттерс машет рыжим своим хвостом. Я за лисенком пойду хоть в космос, хоть в тюремный дурдом. Это огонь Космической Революции зреет в самых низах, А верхи слишком много могут и слишком сильно хотят, Рвут на части Родину, топят душу в грязных деньгах. Буржуев — на фонарики! Вся власть фонарям! Нефть и газ — народу! Ментам и олигархам — салям! Если вы реально хотите вспомнить, что означает «любовь», Вспомните, с чем она рифмуется — правильно, со словом «кровь»! Лисенок Таттерс склонился над ядерной кнопкой, хмурится, решает вопрос… Давай, жми своей рыжей лапой! Пусть над миром встанет атомный грибос! Не надо жалеть мирок, где буржуи и роботы правят свой грязный бал. Революция или смерть, лисенок! И подпевает зал!

Зала не было, все происходило под открытым небом, полным звезд, но публика действительно пьяно и воодушевленно подпевала. Подростки-рэперы, возможно, хотели шокировать буржуазную рублевскую публику, но все радовались, ликовали… Их окружили, стали поить, накуривать… А тоска Маши усиливалась. Она огляделась вокруг себя: сколько самозабвенных, самодовольных рож вокруг! Как блестят самовлюбленные глаза хозяев и хозяюшек жизни! Разве здесь, среди них, ее место? А ведь они правы, эти мальчики и девочки из Кронштадта, они (как и она) дети моряков, они не лгут… Здесь все пропитано деньгами и ложью, и вся Рублевка пучится на теле Родины, как насосавшийся, жирный, самовлюбленный клещ.

Ей внезапно вспомнились строки поэта Некрасова — когда-то она учила их в школе и забыла много лет назад:

От ликующих, праздно болтающих, Умывающих руки в крови, Уведи меня в стан погибающих За великое дело любви!