Читать «Статьи из газеты «Известия»» онлайн - страница 6

Дмитрий Львович Быков

Аморальность отвратительна, но кровожадные защитники морали куда опасней. И вечные сетования на то, что у православия нет таких воинственных адептов, как у ислама, не стоят ломаного гроша. Между гибелью за веру и убийством за веру — такая же разница, как между… ну да, как между христианством и исламом в их нынешнем виде, простите меня все.

Некий комсомолец во время повальной борьбы с поповщиной в двадцатые годы на глазах у попа грабил церковь и помочился на икону. Поп смотрел на это молча и спокойно. «Что же твой Бог ничего со мной не сделает?» — спросила комсомольская погань. «А что еще с тобой можно сделать?» — ответил поп.

6 февраля 2006 года

Двадцатый сорт

50-летие ХХ съезда отмечается широко и бурно — хоть и в новых традициях нефтяного благоденствия. Все бы хорошо, если не помнить поговорки про III сорт, который не брак. Благоденствие — да, но энергетическое; свобода — да, но в рамках; интеллектуалы — но те, которые прошли возгонку и выбраковку 90-х, научились приспосабливаться ко всему. Торжества квелые и половинчатые — соответствующие ХХ съезду. Тоже чрезвычайно половинчатое было мероприятие — убедительно прошу не записывать меня в ругатели шестидесятников, мелкие завистники и т. п. Если и завистник, то крупный. Я завидую тем людям, их счастью. Они вступили в самый благоприятный период русского исторического цикла — оттепель, когда сохраняется государственный патронат над искусствами, есть относительная стабильность и уверенность в завтрашнем дне и кое-какие социальные гарантии, но уже можно не опасаться немедленной расплаты. Страх исчез, а свобода не наступила. Иллюзии плодотворны. Как не позавидовать?

Хотелось бы напомнить о другом. Трагедия ХХ съезда — в компромиссности, за которую пришлось расплачиваться. На место первосортной диктатуры заступила второсортная свобода. Страна пережила одно из самых масштабных разочарований, Хрущеву оно стоило поста. После разоблачения сталинизма у страны был шанс сплотиться и возродиться, но не случилось: альтернатива, предложенная Хрущевым, была недостаточна. Скоро лучшие люди страны это почувствовали. Случай Пастернака наиболее нагляден, но не будем забывать: уже в 1958 г. внезапно, от разрыва сердца умерли Заболоцкий и Луговской. Их убила не свобода, а конец оттепели, который уже обозначился: Венгрия, нарастающие идеологические запреты. В 61-м курс на разоблачение сталинизма пришлось подтверждать — это был чуть ли не единственный хрущевский козырь: дела в стране шли не лучшим образом. Заслугу Хрущева не отнять: вернул репрессированных, миллионам погибших вернул доброе имя, разрешил печатать запрещенные книги, дал стране вздохнуть… но оттепель не обернулась возрождением. Этот ресурс еще был, живо было поколение, готовое поверить в чудо. Разоблачения конца 80-х осуществлялись уже в другой атмосфере, отравленной двоемыслием — почему и не вышло ничего хорошего.