Читать «Статьи из газеты «Известия»» онлайн - страница 321
Дмитрий Львович Быков
Вторая часть «Рождения мыши» — автобиографическая. Из собственной биографии Домбровский, говоря по-окуджавовски, выдергивает только одну нитку — любовь, эрос; все три новеллы, составляющие этот цикл, поражают целомудрием на фоне первой части, где все дышит чувственностью, зачастую весьма грубой. Чего там, в 30-х годах отчетливо это оргиастическое начало, это постоянное эротическое напряжение, подогреваемое соседством смерти, близостью войны, ежеминутностью расправ; и всему этому противопоставлен мир совсем молодого Домбровского — мир отвращения к сексу или, во всяком случае, отказа от него, мир, в котором все плотское, грубое, напористое вызывает понятный ужас. Все три рассказа этого цикла — в особенности только что напечатанный «Прошлогодний снег» — резко противопоставлены семеновским историям, в которых женщину завоевывают; здесь ранняя близость как раз надолго развела героев — зато после долгой разлуки они соединяются, чтобы уже не расстаться. Это негатив, зеркально-симметричный, отдельный мир, изнанка советской непрерывной оргии взаимного истребления и обладания; на этом противопоставлении держится весь роман — и вряд ли кто-то из современников способен был воспринять эту книгу во всей ее сложности; а ведь к любовной истории она далеко не сводится.
Но теперь, повторяю, для нее самое время — потому что установка на внешний успех, напористое обладание и даже этакое брутальное суперменство для нашей эпохи ничуть не менее характерны, чем для советского тоталитаризма. Будь успешен! Бери от жизни все! Покоряй, завоевывай, реализуйся. Ключевое слово нашей эпохи — реализация; но реализуются ведь прежде всего тайные и весьма гнусные желания, и в первую очередь тяга к доминированию. Воздвигнись! Преобладай! О том, как гора этих успехов, привилегий и денег рождает мышь, Домбровский и написал свою книгу. Эпоха захватов породила глубоко ущербный тип — а тот, кто числился в лузерах и аутсайдерах, внезапно берет свое, ибо сохранил себя. С этим капиталом не пропадешь. «Счастье не тождественно успеху, это главное художественное открытие оттепели», — говорил мне когда-то Михаил Львовский, и при всей очевидности этой максимы о ней приходится напоминать вновь и вновь.
Домбровский — напомнил. Его самая личная и самая насущная книга — о тех и для тех, кто не побежал за эпохой и предпочел одинокий и целомудренный путь; и эта новая аскеза — наилучший ответ на разнузданное потребление и всеобщее предательство. Дальнейшая ее судьба зависит от каждого из нас: либо прочитаем, поймем и полюбим, либо… Либо по просторам нашей Родины и литературы опять триумфально побегут мыши.
Лазурная ошибка
Ровно 180 лет назад, 10 декабря 1830 года, в Амхерсте (Массачусетс) родилась Эмили Дикинсон ― самый издаваемый, изучаемый, переводимый и цитируемый американский поэт, далеко обгоняющий по этой части Уитмена, Т.С. Элиота и даже Джима Моррисона. Она прожила 55 лет и умерла от водянки, опубликовав при жизни ― анонимно и в грубо отредактированном виде ― около десятка стихов. После ее смерти сестра Лавиния ― такая же старая дева, как и сама Дикинсон,― нашла в ее бумагах 1800 стихотворений, полное собрание которых вышло лишь в 1955 году. До этого они печатались небольшими порциями ― первый томик, насчитывавший всего 115 текстов, вышел в 1890 году, спустя четыре года после смерти автора, и в течение двух лет выдержал 11 изданий, став любимой книгой романтически настроенных американок.
