Читать «Статьи из газеты «Известия»» онлайн - страница 180

Не разделяю мнения о том, что эти стихи могли Сталину понравиться, показаться комплиментарными, — но не заметить их невозможно. На них нельзя не среагировать, даже если на все остальное власть не реагирует вообще. Если бы Мандельштам написал их для себя — он бы уж как-нибудь, несмотря на пресловутое мальчишество («не разбойничать нельзя»), удержал их при себе. Но он написал их для Кремля: чтобы знали. Очевидно же, что стихотворение это ничего общего не имеет с «подкусыванием советской власти под одеялом», как называл это Булгаков: оно написано с позиций силы, как любили выражаться советские телекомментаторы. Пастернак только декларировал равенство с вождем, тут же оговариваясь, что сам он «бесконечно мал» в «двуголосой фуге». Мандельштам его чувствовал. Он заговорил со Сталиным как представитель наиболее авторитетного и состоятельного социального слоя, как человек, имеющий право на страну и ограбленный; он потому и читал эту вещь так беспечно-широко, что желал привлечь под свои знамена как можно больше народу. Его сотрудничество со следствием было попыткой — может быть, последней в истории советского общества — заговорить с властью прямо, на равных, в уверенности, что тебя услышат. Ведь стихи, о которых речь, — не пасквиль, как казалось следователю Шиварову, не эпиграмма, как называют их подчас, и даже не антисталинская сатира. Это гражданская лирика высшей пробы («Стихи сейчас должны быть гражданственными»), крик о грандиозном общественном неблагополучии. Ситуация небезнадежна. Она может быть выправлена. Для этого надо, чтобы одни перестали бояться и начали говорить, а другие научились слушать. Мандельштам надеялся, что на него ОБРАТЯТ ВНИМАНИЕ. С этой же целью он в Воронеже звонил следователю, к которому был «прикреплен», — читать новые стихи: «Нет, слушайте, вы обязаны слушать!». Есть тип поэта, не мыслящий себя без слушателя («читателя, советчика, врача»): Мандельштам и психологически — чистый экстраверт. Он пишет не для того, чтобы убедить себя в собственной храбрости. Он пишет, чтобы был услышан голос всех, кого поспешили списать со счетов: мы не устарели, мы вот как можем. И в самом деле — чем-чем, а старомодностью от этих стихов не веет.