Читать «Статьи из газеты «Известия»» онлайн - страница 163

Дмитрий Львович Быков

Литературные ассоциации не менее богаты. Маяковский предлагал модифицировать корриду — приделать к рогам быка пулемет, стреляющий по зрителям, и я двумя руками за это усовершенствование. «Дней бык пег, медленна лет арба» — ну и хорошо, потому что когда она слишком несется, колеса отваливаются, а пассажиры массово вылетают за кордон. Народной песней сделалось стихотворение украинского просветителя Степана Руданского, более чем приложимое как к украинской, так и к российской экономической ситуации: «Гей-гей, волы! Зерно поспеет, зальются золотом поля, вернет с излишком пот кровавый святая горькая земля. Минуют тяжкие заботы, настанут дивные деньки — чего ж вы встали, мои дети? Чего ж вы встали? Гей, быки!». Но самый знаменитый текст — конечно, «Идет бычок, качается», стихотворение совершенно про меня да и про львиную долю россиян, ежеминутно ожидающих кризиса: никакая стабильность этого навыка не отнимает. «Ой, доска кончается, сейчас я упаду!» — нормальное самоощущение человека, на чьей памяти сначала рухнула советская империя, затем либерализм, потом гламур, а скоро, кажется, крякнется и все постиндустриальное общество. При этом бычку невдомек, что с окончанием доски вовсе не кончается прогулка, что можно перейти, допустим, на линолеум или паркет, всюду жизнь, — нет, он умеет только по доске. При этом она все равно кончится, и придется адаптироваться к новым реалиям, и уже раз шесть в своей жизни бычок это успешно проделывал, — но страшно всякий раз по-новому, как перед рождением или смертью. Барто точно уловила главную черту бычка — консерватизм. Нет бы сказать: «Здравствуй, новая жизнь!».

Как-то так получается (в двенадцатилетние циклы в отличие от японских гороскопов я склонен верить), что год Быка непременно оказывается рубежным, знаменуя собой окончание некоей доски. 1997-й, между прочим, — начало американской рецессии и того самого азиатского кризиса, который в конце концов вызвал наш дефолт-1998; внутри России Лужков рассорился с Ельциным, что и предопределило предвыборную конфигурацию 1999 года с возвышением Владимира Путина. 1985-й — перестройка. 1973-й — разрядка (и одновременно, как ни странно, погром диссидентского движения в России, в феврале следующего года вышлют Солженицына, началась антисахаровская кампания). 1961-й — Гагарин и XXII съезд КПСС с выносом Сталина из Мавзолея. 1949-й — борьба с космополитизмом и торжество густопсовой реакции. 1937-й — большой террор. 1925-й — Сталин разгромил оппозицию и установил фактически единоличную, аппаратную власть. 1913-й — трехсотлетие дома Романовых, предвоенный пик русского развития, год, который Ахматова считала последним годом России (Георгий Иванов был с ней согласен). 1901-й — отлучение Толстого от церкви, окончательный раскол между обществом и властью. 1889-й — II Интернационал (и, кстати, историческое решение о провозглашении Первомая Днем рабочей солидарности). 1877-й — Балканский кризис и небывалый русский общественный подъем. В общем, каждый год Быка — начало резкого и, как говаривали при Горбачеве, судьбоносного поворота: чаще, как показывает русская статистика, — к свободе, реже — к диктатуре. Но в год Быка принимаются решения, которые долго оттягивались, и выходят на поверхность тенденции, которые прятались.