Читать «Садок судей» онлайн - страница 25

Велимир Хлебников

Лель

Мне так боги Руси велели.

Пожилой господин

Да? Какой вы чудак. Вы чудной.

Лель

Кроме того, я связан в воле одной.

Пожилой господин

Кем полькой, шведкой, Руси дочью?

Лель

Нет, но звездной ночью, Когда я обещанье дал расточиться в Руси русской рать И, растекаясь, в битвах неустанно умирать.

Пожилой господин

Странное обещанье в наш надменный век. Прощайте, добрый человек.

Поэт (одетый лешим)

Стан пушком златым золочен, Взгляд мой влажен, синь и сочен. Я рогат, стоячий, вышками. Я космат, висячий, мышками, Мои губы острокрайны, Я стою с улыбкой тайны. Полулюд, полукозел, Я остаток древних зол. Мне, веселому и милому козлу, Вздумалось прийти с поцелуем ко злу. Разочаруют, лобзая, уста, И загадка станет пуста: Взор веселый, вещий, древен, Будь как огнь сотлевших бревен.

Распорядитель вечера (слуге)

За Рафаэлем пошли. Кто это пришли?

Слуга

Маркиза Дэзес!

Маркиза Дэзес

Я здесь не чувствую мой вес. Так здесь умно и истинно-изысканно. Но что здесь лучшее — ответь же, говори же! Хорош этот красавица затылок бычий? И здесь совсем, совсем все как в Париже! И вы прекрасно поступили, вводя этот обычай! И чисто все так, сухо. Какая тонкая обивка. В цвете — умирающая муха? Мило, мило. Под живописью в стаканчиках расставлены цветки? Духов бессонных котелки? Так они зовут? Собачки синей коготки? Не той ли, которая, живя и паки, Утратила чутье в душе писателя с происхождением от собаки?

Спутник

Быть может, да, но вот и он…

Маркиза Дэзес

Вы затрудняетесь найти созвучье — извольте: Бог-рати он. Я вам помощница в вашем ремесле.

Спутник

Да, он Богратион, если умершие, уставшие хворать И вновь пришедшие к нам людям — божья рать, Смерть ездила на нем, как Папа на осле, И он заснул, омыленный, в гробу.

Маркиза Дэзес

О, боже, ужасы какие! Опять о смерти. Пощадите бедную рабу.

Спутник

Я уже вам сказал, Той звездной ночью, что я искал, Надменный, упорно смерти. Во мне сын высотник, Но сегодня я уже не вижу очертаний неуловимой дичи. Которую я преследовал, вабя и клича, Дамаск вонзая в шею тура, Коварство маск срывая в стенах Порт-Артура, Неутомимый охотник. То было в годы, когда Петербурга острие, как клина Родной земли пронзало длины. Родной земле он делал гроб, весну, замкнув себя под свод порош. И был ужасен взгляд, шептавший «не Я слышу повелительный мне голос хорош». «смерьте». Просторы? Ужас? Радость? Рок? Не знаю. Единый звук сомкнул распутье двух дорог.