Читать «Прорвать блокаду! Адские высоты» онлайн
Алексей Геннадьевич Ивакин
Алексей Геннадьевич Ивакин
Прорвать блокаду! Адские высоты
БЛОКАДНЫЙ НОКТЮРН
Посвящается моей маме, родившейся 18 июня 1941, проклятого года.
На красной звезде — кровавый закат.
Разлетается красными брызгами.
В моем подчинении рота солдат.
В гимнастерках зеленых, замызганных.
Третий день что-то ждем — ни вперед, ни назад.
Что за фронт? Третий день без движения.
Только Первый сказал — не спеши, лейтенант.
Боевое как Божье крещение.
В миг затих певчих птиц золотой перезвон
И по сердцу корябнуло жалостно.
Сто юнцов по окопам. Две сотни погон.
Началось! Где-то ухнуло яростно!
Оглушительный рев как в чудовищном сне.
И земля вдруг взметнулась фонтанами.
Это бешеный реквием — ода войне.
Вместо нот — пули кляксами рваными.
Вот и вся обстановка — солдатский удел.
За страну да за родину малую…
Взрезав темень небес, белый голубь взлетел
Покружил и исчез за туманами.
Дмитрий Арефьев
ПРЕДИСЛОВИЕ
Война никогда не заканчивается.
А когда заканчивается…
Когда война заканчивается — демобилизованные солдаты едут по домам, если, конечно, эти дома сохранились. Уволенные в запас по ранениям офицеры устраиваются учителями и почтальонами. А генералы садятся за мемуары, пытаясь задним числом понять — как они выиграли или проиграли то или иное сражение. Не исключением будут и два полководца, столкнувшиеся друг с другом на высотах Синявино в августе-сентябре сорок второго года.
Один из них — Кирилл Мерецков — будет сухо объяснять читателю, что лесисто-болотистая местность не позволила войскам Волховского фронта прорвать немецкие позиции. Другой из них — Эрих фон Манштейн — тоже будет жаловаться на невероятные природные условия.
'Я редко встречал местность, менее удобную для наступления. У меня навсегда остались в памяти бескрайние лесные дали, болотистые топи, залитые водою торфяные поля и разбитые дороги. Трудной борьбе с противником сопутствовала не менее трудная борьба с природой. Чтобы воевать и жить, войска вынуждены были строить вместо траншей дерево-земляные заборы, вместо стрелковых окопов — насыпные открытые площадки, на протяжении многих километров прокладывать бревенчатые настилы и гати и сооружать для артиллерии и минометов деревянные платформы', напишет генерал армии Кирилл Мерецков.
Манштейн будет ему вторить: '…весь район котла был покрыт густым лесом (между прочим, мы никогда не организовали бы прорыва на такой местности), всякая попытка с немецкой стороны покончить с противником атаками пехоты повела бы к огромным человеческим жертвам. В связи с этим штаб армии подтянул с Ленинградского фронта мощную артиллерию, которая начала вести по котлу непрерывный огонь, дополнявшийся все новыми воздушными атаками. Благодаря этому огню лесной район в несколько дней был превращен в поле, изрытое воронками, на котором виднелись лишь остатки стволов когда-то гордых деревьев-великанов'.
Но, когда генерал ссылается на грязь, на болота, на дожди, на леса — это говорит лишь о его непрофессиональном подходе. Как будто бы они не знали — где им предстоит воевать. Ленинград находился в кольце блокады, не переставая сражаться ни на секунду. Было предпринято семь — СЕМЬ! — попыток снятия этой удавки. Синявинская наступательная операция в августе сорок второго — была четвертой.
