Читать ««Если», 2011 № 09» онлайн - страница 3

Вл. Гаков

И не только ему, но и всем другим людям — как военным, так и штатским — я никогда ничего плохого не делал. Да и как я мог сделать? Кому, скажите на милость, я мешал или вредил? Я ведь по целым дням беспечно прыгал с жердочки на жердочку, чирикал свои незамысловатые, прямо скажем, дурацкие песенки — вот и все. Какой кому от этого может быть вред? Или я их объедаю, обпиваю? Так ведь нет — я кормлюсь одними объедками с генеральского стола и пью только его слюну, которую если бы не пил, генерал выплевывал бы на пол, и оттого была бы лишняя работа горничной.

Хотя какая горничная? Ее давно здесь и в помине нет. После того как горничная исчезла, у нас в кабинете прибирал сержант Небарашка — это был очень преданный генералу человек, они с ним из одной деревни. Он, этот Небарашка, и ко мне неплохо относился. Правда, подходить к моей клетке генерал ему в первый же день строго-настрого запретил. Сколько я себя помню, генерал всегда лично чистит мою клетку. В любые, даже самые трудные для Государства часы генерал находит для этого время. И делает он это очень тщательно. Так ведь это я, ничтожная птичка, чего, казалось бы, обо мне заботиться? А сержант Небарашка, тот ведь и за генералом вскоре стал не очень-то тщательно ухаживать. Так, например, уже на третий месяц службы он посчитал ненужным подметать под диваном, а прочий сор не выносил, как то было положено, за дверь, а выбрасывал прямо в окно. Вот каким он стал ленивым и нерадивым!

А потом Небарашка исчез. И после него в наш в кабинет уже никто не заходит — генерал запретил.

Да, кстати, совсем забыл сказать! После того как лейтенант Задроба, сменяя караул, вырвал у одного из солдат карабин и попытался прямо через прутья клетки проткнуть меня штыком, генерал распорядился, чтобы меня немедленно перевели из Главного государственного зала («Слишком много там дерьма, мой милый чижик!») прямо к нему в кабинет. Здесь, в кабинете, я с тех пор и живу. И генерал здесь живет и работает. После сержанта Небарашки ни одна живая душа не имеет права сюда заходить. Генерал их всех терпеть не может. По утрам, покидая меня, он недовольно ворчит. Но зато вечером, вы бы только видели, с какой радостью он возвращается ко мне, кормит, поит меня, носит по кабинету и иногда даже подносит к окну, конечно, делает это с величайшей осторожностью. Однако беспокоится он не о себе, а обо мне. «С этими скотами, чижик, нужно всегда быть начеку!» — объясняет он мне. И целует. Он ведь с каждым годом, с каждым днем любит меня все крепче и крепче. Он вообще единственный из всех, кто любит меня. Остальные, как я уже неоднократно упоминал, меня просто ненавидят!

Вот, правда, еще сержант Небарашка неплохо ко мне относился, но потом, улучив, по его мнению, удобный момент, быстро подскочил к клетке, попытался разогнуть прутья — и разогнул! — потянулся ко мне и кричал, что задушит меня, красноногого, а генерал стрелял в него, сержанта Небарашку, своего земляка, и он, сержант, был уже мертв, когда схватил меня и крепко сжал в кулаке, а генерал стрелял в него, стрелял, стрелял, Небарашка был мертв, пальцы его скрючились и так крепко сдавили меня, что мне стало просто нечем дышать, у меня помутилось в глазах, я ослеп от боли и подумал: «Сейчас умру»…