Читать «Том 3. Оказион» онлайн - страница 9

* * *

На новой квартире в темной комнате с единственным окном в пристройку шли дни ровные, чуть видные, серые, серели и туманились промозглым туманом гниющей осени.

Нет, не наступала другая жизнь; словно выглянув, она захрясла где-то и теперь, как запоздалая трава, бьется и топчется дождем и грязью.

Думал: вот придет решение, сошлют в другое место, а оказалось, такие дела так просто не делаются, ждать да пождать надо немало времени.

Думал: оставшись один, он возьмется за какую-нибудь работу и уйдет с головой. И тут обманулся: такой работы не оказалось.

А то, чем жил до тюрьмы, та полоса, по которой шел, выскользнула из-под ног, затерялась, и след простыл.

Или надо было во что бы то не стало найти потерянный конец, захватить его, уцепиться и тянуть вовсю без отдыха, без раздумья, без оглядки.

Или глухое молчание, — с часу на час все глуше — расплющивающее всякое «да», всякое «нет».

И Певцов пригибался.

Ни туда, ни сюда.

Быть может, и концов-то никаких нет, а так, спорт. Конец один.

Он чувствовал его, но имени не знал. Кто назовет его?

Певцов шел по скользкому дощатому тротуару под мелким тончайшей пыли дождем.

Измокшие, приевшиеся глазу дома дряхлели.

Он шел и думал о жизни такой осенней, такой дождливой, которой живет улица, и он живет, о жизни, такой ненужной, невозможной, которую надо вытравить до дна, выдернуть с корнем.

А взамен этой лжи, взаимной травли, злорадства и просто спорта, ты знаешь другую, ты в себе, в своем сердце назовешь ее? Имя ее ты скажешь?

— Вот придет решение, сошлют в другое место, там…

Певцов вздрогнул.

Что-то мокрое шлепнулось по его плечу.

Оглядывается: бабушка, бабушка тычет зонтиком:

— Подай мне мое серебро, подай, бессовестный. Не оставлю я так, найду я на тебя слад, похитил ты мои ложки…

Бабушка кричала. Певцов молча переминался. Останавливались прохожие, глазели, хихикали:

— Ложки украл!

* * *

Мелкий тончайшей пыли дождь сетился за окном, монотонно и скучно постукивал, и стерег и подсматривал.

С зажженной свечой рылся Певцов в своей рухляди, перетряхивал ее, заглядывал в каждую дыру и складку — искал ложек.

Он отыщет их, должен отыскать…

Новый год

Снежный был день.

Снежинки летели молча, — конца не видать. Пришел вечер, принес темноту, и в темноте без пути шел снег, засыпая дороги и крыши и городьбу.

Пришел Васильев вечер — новый год.

Было тепло. Так в февральскую распутицу бывает тепло.

В запушенных окнах горели огоньки. Тиририкала где-то гармонья одноголосая.

На колокольне поверх жилья с оттяжкой звонили ко всенощной. Мешал ветер звонить, уносил звон в поле да в белый лес.

Винную лавку заперли. Сиделец с ключами пропал в снегах: больше не проси — ни вот столько не даст.

У покачнувшейся убогой избы копошились два лохматых взъерошенных тела, а из распахнутой двери белый валил пар.

— Сволочь, паскуда! — гудел запекшийся мужской голос.

— Не пущу, говорят, не пущу! — с воем в ответ визжала баба.

— Фекла, будет, слышишь…