Читать «Разговоры с Раневской» онлайн - страница 203

Глеб Анатольевич Скороходов

— Но ведь это неправда. Я никогда не была с Таней на «ты». Я могла ей сказать и действительно много раз говорила: «Таня — вы сука», но «ты» — никогда!

Наташа всплеснула руками и рассмеялась:

— Фаина Григорьевна! Вы — чудо! Но кто позволил Светлане приподнимать занавес над жизнью чужих людей, еще живых, между прочим!

— А мертвых, вы думаете, можно? — спросила Ф. Г., но Наташа только пожала плечами. — И все-таки Светлана соблюдает известный такт и осторожность. Согласитесь с этим. — Ф. Г. с опаской посмотрела на Наташу. — Я ведь знала ее. Она не была счастлива — ни при жизни отца, ни после его смерти. Дети у нее — удивительные. Любят ее без памяти, и она их так же. Вон то блюдо на окне, керамическое, посмотрите. Видите? Его принесли мне дети Светланы. Ранней-ранней весной пришли ко мне и принесли мне его, до краев полное фиалок. И благодарили за «Золушку», за «Слона и веревочку», за «Подкидыша». Просили показать, как я умею прыгать через скакалку. И мы пили вместе чай с пирожными, к сожалению вчерашними.

— Но она же бросила их,—сказала решительно Наташа.

— Да, конечно, вы правы. Но они давно уже выросли, — Ф. Г. снова внимательно взглянула на Наташу и вдруг сказала: — Если бы я встретила ее сейчас, я бы не подала ей руки… Но все же, — Ф. Г. искала слова, — она, наверное, находилась не в своем уме, когда это сделала. Думаю, здесь все очень непросто. И беда случилась оттого, что Светлана многого не знала. В этом ведь тоже трагедия. Всю жизнь она провела в особых условиях. Знала ли она страну, людей? Потом — разоблачение отца. Это ведь тоже пережить надо. А она знала его окружение, видела этих пресмыкающихся. И разоблачители — тоже из них. Поверьте, ей было очень трудно. А другая жизнь оставалась неизвестной. Это ведь очень страшно, когда вокруг только подлость и предательство. И ничего больше.

В Крыму, в Гражданскую войну, я видела на Севастопольском рейде корабли всех государств, входящих в Антанту. Для меня поход Антанты сразу перестал быть абстрактным понятием. Ну не случайно же Тютчев сказал:

Блажен, кто посетил сей мир В его минуты роковые. Его призвали всеблагие Как собеседника на пир.

Может, в этом призыве тоже наша судьба? Или «знать» и «понимать» стало одним и тем же?

В нашем «Красном театре» заболела тогда туберкулезом одна актриса. Мы все почти голодали, и ее нужно было спасать. Я пошла к комиссару просить для больной хотя бы один паек.

— Подождать! — сказал мне часовой в коридоре. Потом пустил в накуренную комнату. За столом сидел человек с тонким, интеллигентным лицом, в кожаной куртке, на которую были нашиты красные застежки, знаете, как у Стрельцов петровских времен. Он сидел с закрытыми глазами.

— Говорите, что у вас? — сказал он, не размыкая век. Я начала горячо рассказывать, но остановилась:

— Вы не слушаете меня: вы даже не открываете глаз.

— Дорогая, я не спал несколько недель, говорите, я все слышу. — Он поднял веки, взглянул на меня, и я ахнула: у него были кровавые белки.