Читать «Кислородный предел» онлайн - страница 38

— Нет, ты слушать совсем не умеешь, — выдыхает лжетезка с досадой.

— Послушал, послушал. Теперь послушай ты меня. Я кто — такой же, в сущности, урод рябой, который хочет только выжить. Кручусь-верчусь, конца рабочей смены дожидаюсь. Да только у таких уродов в жизни тоже смысл имеется. Последний смысл, единственный и неделимый, обычный, обязательный. Что двести душ — да хрен со всеми двумястами. Я с ней там был, с моей, ты слышишь, с ней! Вот смысл, и больше никакого смысла — с ней! Она… у входа там… я глаз с нее… и сразу, сразу… на глазах… от взрыва… втроем их в воздух, смысл в клочья… всю жизнь мою… ты слышишь… на куски… — и в горло он былому тезке, не прекращая говорить, вцепляется и смотрит, смотрит неотрывно, добиваясь понимания, нажимом понимание вгоняя, тисками пальцев в горло вдавливая, и понимает сам, всем существом осознает, что вот убьет сомнамбулу и дальше некуда: сплошная пустота, последняя, кишки изнутри разорвет.

И вроде бы уже безволие, предсмертная апатия по жилам разлились у лунатика, но, выпучив глаза, на самом он краю хватается за горло и на последнем выдохе хрипит:

— Не Драбкин — Сухожилов! Сух-хож-жилов я!

И отпустил его Сергей, обмяк. Сидят голова к голове, и у обоих легкие кузнечными мехами ходят. И смех тут начинает бить сомнамбулу безудержный:

— Ой, дурак, вот дурак! Я сдохнуть… всерьез… представляешь?.. На боженьку обиделся. Как в детстве, слышь? Как будто отобрал мои игрушки. Умру, и боженька меня тогда жалеть. А когда вот за горло меня, так я сразу… нет, не хочу, погоди, еще на этом свете есть дела.

— Опять крутить надумал? — Сергей как будто с надеждой даже спрашивает.

— Зачем крутить, дурак? Сухожилов я… ой, не могу!.. Сухожилов Сергей Александрович. Тезка твой, на самом деле тезка. Вот паспорта только не могу показать. Вот ты идиот! Ты ж Драбкина в глаза не видел. Что «ну»? Ну, сколько лет ему, как полагаешь? Сорок! Не помню, он какого года, но я моложе — тридцать. Да я тебе серьезно, дурень. Ну, хочешь паспорт? Ну, выйди, я не знаю, запроси анкету, увидишь — обхохочешься. Несходство — до гротеска. Боишься, убегу и не удавишь? Ну ты прикуй меня. Нет, тезка, ты и сам вообразить не можешь, насколько ты тут промахнулся.

— Ты мне только одно… — выдыхает Сергей. — Ну ведь было же, было? Там, на открытии? Отчетливо помню. Тебя объявляют, ну, то есть не тебя, а выступает Драбкин, говорят, и ты такой выходишь… ну, к трибуне… девчонку за собой еще какую-то… ну рыжую, ведь так?

— Через кутак. — И дрожь тут Сухожилова охватывает, слишком глубокая, чтобы вырваться криком или проявиться самовольным тиком мышц. — Короче, так: специально вышел, когда все камеры нацелены. Ну, Драбкина опередить и заявление сделать. Привлечь внимание цивилизованной общественности. Ну, чистый цирк, ты понимаешь, цирк. Вот тоже для нее, я тоже с ней.

— Так что ж ты молчал? Чуть не убил!

— Да так вот… жить раздумал на секунду. Да и Драбкина жалко.

— Не понял.

— Ну ты же ему шею, как куренку.

— Да где он, Драбкин, где?