Читать «Кислородный предел» онлайн - страница 212

Башилов в совершенство верил, а в справедливость — нет. Противоречия в подобном взгляде он не видел — не было противоречия. Люди — страстные рассказчики своей субъективной полуправды, неколебимые поборники приватной, персональной правоты. Только личные местоимения, лишь последняя буква алфавита. «Я», «мое», «мне», «нет, только не меня!», «а за что меня?» — семь миллиардов представлений о единственно возможной справедливости, семь миллиардов раковых опухолей самовлюбленной индивидуальности, семь миллиардов беспрестанно скрипящих челюстями пастей, — какое уж тут совершенство? Рассогласованность, раздрай, «бирнамский лес пошел». И чтобы это все уравновесить, необходимо эту человеческую магму заливать водой бесплодия и смертности, давить железным снегом неизлечимых эпидемий и незаслуженных утрат, и кара здесь может быть только слепой, бомбардировка — ковровой, а жертва — случайной. Пролился дождь очередного вселенского потопа, ушла под землю пара-тройка Содомов и Гоморр, цунами смыло сотню тысяч несчастных иовов-индонезийцев, и каждый в поредевшей популяции умерил аппетиты, присмирел, прижался к ближнему, чтоб отогреться, и инстинктивно разломил краюху надвое, возвел cobop, мечеть, исторг восьмистишие об «отвратительном вечном покое» — о, несомненно, грязно-богохульственное по содержанию, но ангельское, райское по мелодичности, богослужебное по форме. Другого закона, кроме «Волга впадает в Каспийское море, человек начинается с горя», у Него для нас нет. Он сына своего не пожалел, и это был такой — со скрежетом зубовным и венцом терновым — пример беспрекословного отказа от «я» и от «мое», что отсвет этой вспышки до сих ложится на высшую нервную деятельность по меньшей мере половины человечества. Да, мы не можем так, как Сын Его, да, я не хочу так, как Он, я знаю, что подобного — и трети, и десятой части я не вынесу, но только некому услышать о нашем нежелании, слух замкнут, и мольбы не долетают, и боль и горе, равные, сопоставимые с новозаветными, нас накрывают и помимо нашего естественно-эгоистичного отнекивания. Могли бы выбирать — тогда бы не были людьми.

Кто-то рядом садится — башиловский зять. Когда в жизни Зои — первокурсницы искусствоведческого факультета — появился первый мужчина, то Башилов испытал смешанное чувство ревности, протеста, изумления (трудно было представить, что вчерашний ребенок с беззащитными лопатками и мальчишеской, тонкой, худорукой фигурой приникает губами к чужому эпителию, помогает себя раздевать и его раздевает, норовит прижаться и прилипнуть всем, чем можно, открывает тесный вход в утробу и сплетается руками и ногами с тем неведомым ему, Башилову, счастливчиком, и меняется слюной и потом…) и в то же время равнодушного приятия неизбежного.