Читать «Сколько стоит человек. Тетрадь девятая: Чёрная роба или белый халат» онлайн - страница 65

По вторникам и пятницам, в операционные дни, я работала в операционной наркотизатором, если не было необходимости зарисовывать достижения Кузнецова для научных трудов. В понедельник и субботу — гнойные операции, по четвергам — гипс, и по всем дням — перевязки. Это плановые работы, а сколько внеплановых операций и обработок! Но по-настоящему я получала удовлетворение от «ночных» гипсов, которые накладывала, пользуясь рамой Бэйера и обезболиванием.

Но, к сожалению, всегда находятся люди, которые вполне бескорыстно любят ставить палки в колеса. Для таких цель жизни — наушничество.

Я собиралась натирать гипсовые бинты. Работа была в самом разгаре: я сама перекаливала на железном листе в котельной гипс; толкла, терла, просеивала… И лишь после этой предварительной и весьма трудоемкой работы натирала и скатывала гипсовые бинты. Приготовленные подобным кропотливым образом бинты были неплохие: скоро схватывались и не превращали постель больного в песчаный пляж.

Вдруг с треском распахнулась дверь, и в перевязочную буквально бурей ворвался Кузнецов. В три шага он достиг шкафа, за которым в разобранном виде находилась рама.

— Кто разрешил притащить сюда это безобразие?! Я не потерплю самовольничания у себя в отделении! — зарычал он, хватая в охапку трубки рамы и швыряя их на пол.

— Это не безобразие, а рама Бэйера. И выписана она для хирургического, а не лично чьего-либо отделения. Я пользуюсь ею для работы, и притом небезуспешно.

— А как вы осмеливаетесь делать анестезию перелома? Вы можете сделать жировую эмболию!

— Анестезия не только снимает боль, что и само по себе неплохо, но и расслабляет мускулатуру, что облегчает репозицию отломков. Что же касается эмболии, то я ввожу не в сосуд, а в ткани, что и проверяю поршнем.

— Я не потерплю, чтобы в моем отделении ставили эксперименты на живых людях!

И кто мне это сказал? Тот, кто калечил людей, зашивая им кисетным швом задний проход, подшивал кишку к позвоночнику и нисколько не расстраивался, калеча «подопытных кроликов»!

Нет, этого я перенести была не в состоянии! В душе у меня что-то воспротивилось дальнейшему моему пребыванию в больнице. Решение было принято: в шахту! Там тяжелее, опаснее, но чище… на душе. Однако принять решение — это одно, осуществить его — это другое. Нужен был какой-то толчок. Долго ждать его не пришлось.

Закон парных явлений

Не помню, кто (но, очевидно, наблюдательный человек) заметил, что в событиях, происшествиях и особенно в несчастных случаях и преступлениях наблюдается какая-то парность. Если поступил один с очень редким видом травмы, то жди вскоре и второго с такой же травмой. Так было и в данном случае. Стоило поступить одному уже немолодому каторжанину с разрывом уретры, как вслед за ним доставили и другого — совсем еще молодого парня с такой же травмой. Обоих прооперировал, и очень удачно, Кузнецов. На этот счет он был мастер. Обоим, сделав разрез в области промежности, он ввел катетер: одним концом — в мочевой пузырь, другим, — соединяя оба отрезка мочеиспускательного канала, — наружу. Моча, не задерживаясь в мочевом пузыре, каплями поступает в баночку. Заживление пошло быстро, и оба больных уже ходили, придерживая баночку рукой и отвечая на шутки, на которые не скупились товарищи по несчастью. Но судьба готовила неожиданный удар. То есть не судьба, а Пуляевский. Говорят, судьба — индейка. И почему-то считают индейку дурой. Вот Пуляевский — настоящий индюк, глупый и надутый. А когда власть в руках глупца, к тому же партийного… Обоих бедолаг положили в палату Пуляевского, палату травматиков. И Пуля вознегодовал оттого, что Кузнецов прооперировал обоих по-своему.