Читать «Сколько стоит человек. Тетрадь девятая: Чёрная роба или белый халат» онлайн - страница 38
Евфросиния Антоновна Керсновская
Катька наводит порядок в секции и ворчит:
Марийка опять негодует:
И все это с самыми патетическими жестами, громовым голосом и на мотив, более всего подходящий для современной оперы.
Все шло гладко до вечерней поверки. Но вот пришла дежурнячка.
Большинство девчат, кроме тех, кто должен был идти на работу «с ноля», уже разделись и легли на нары. Все соскочили с нар и выстроились в две шеренги. Началась перекличка: дежурная называет фамилию, а названная говорит свое имя и отчество. Очередь дошла до Марийки.
— Черная!
Марийка, скромная и очень робкая девчушка, буквально умирала от страха, но… азарт! Приняв театральную позу и заломив над головой руки, она запела тоненьким голоском:
— Мария Миха-а-айлов… — и, переходя на бас, — на-а-а!
Дежурнячка от неожиданности оторопела и просто по инерции назвала следующую фамилию:
— Чуркина!
Катька, в противоположность робкой Марийке, была сквернословка и матерщинница, знающая уйму непристойных анекдотов и весь порнографический лагерный фольклор. Если уж Марийка выдержала фасон, то Катьке и сам Бог велел. Пытаясь встать на пуанты, она кулаком ударила себя в грудь и, потрясая другой рукой, взревела шаляпинским басом:
— Ка-те-ри-на Сте-па-а-а-нов-на-а-а!
— Это что за безобразие?! Да как вы смеете! — тут дежурнячка захлебнулась от негодования.
Сидеть бы обеим «театралкам» в штрафном изоляторе, если бы сама дежурнячка не оказалась большой поклонницей Мельпомены. Узнав, в чем дело, она рассмеялась.
— Счастье ваше, что Путинцев пошел в шестой барак. Не миновать бы вам ШИЗО.
Хоть и редко, но и в рядах «псарни» встречались еще не совсем очерствелые палачи.
Работорговцы и рабовладельцы
У нас были две разновидности хозяев: лагерь и производство, то есть горно-металлургический комбинат.
В упрощенном виде это можно представить так: те, кто нас угнетает, и те, кто нас эксплуатирует.
Не надо сгущать краски: не всякий рабовладелец обязательно жесток и беспощаден. Это не в его интересах. Но если производства были рабовладельцами, то лагерь был работорговцем. Впрочем, и это не совсем точно: лагерь не продавал свой живой товар, а отдавал его в аренду; рабовладелец же был лишь временным хозяином, он платил лагерю за аренду, но распоряжаться нашей судьбой не мог.
В Норильске это было особенно заметно, так как наша продукция была первостепенной важности, особенно во время войны, ведь Норильск давал 60 процентов всего никеля страны.
А медь, кобальт? А уголь для североморского транспорта? Это не то что ложки, деревянные гребешки и портсигары в мастерских на материке, в Межаниновке например. Там умри все заключенные — и это безразлично: освободится место для других. Свято место пусто не бывает!
Иное дело Норильск.
Во-первых, пополнение сюда прибывало в трюмах и в баржах североморским путем или по Енисею, а период навигации очень короток.