Читать «Журнал «Если» 1992 № 05» онлайн - страница 22

Кит Лаумер

Лет в двадцать я случайно в очередной раз посмотрел «Ленин в 1918 году» и ужаснулся людоедским репликам главного героя, ни величия, ни романтики в фильме не заметив. Примерно в это же время, в начале шестидесятых, я перечитал «босяцкие» рассказы Горького, которые лет на пять раньше показались мне полностью созвучными: томительный байронизм, романтическое неприятие скучной, давящей жизни, ее уныния, постоянной платы несвободой, которую она требует за принятие человека в свое устройство. И вдруг — раздражение, даже отвращение к Челкашу, ко всем этим кудрявым бродягам, понимание, что все лучшее, достойное в жизни ими‑то и разрушено, что они‑то и есть смерть! Сунулся в «Как закалялась сталь» — и обнаружил истерического хулигана с диким почтением к оружию. Открыл «Петра Первого» — и заметил, К тому времени, когда осуждение революционного насилия и люмпенской Психологии стало общим местом, оно, думаю, уже давно утвердилось в сознании большой части новой интеллигенции — несмотря на то, что она родилась и выросла в обществе, построенном на фундаменте насилия и люмпенства. Вероятно, причина не в индивидуальных прозрениях: скорее, дело в том, что, независимо от основ, общество, став стабильным, перестает подталкивать нормальных людей к романтике разрушения, в самом воздухе возникает нечто вроде вакцины против жестокости идеализма.

Впрочем, ключевое слово тут — нормальные. Потому что общеизвестно: именно в стабильных обществах постоянно появляются люди, на которых эта вакцина не действует, даже напротив — спокойная, созидательная жизнь продуцирует в них яд неприятия, подталкивает к обрыву, за которым в крови и грязи террора и разрушения им видится какой‑то особый свет, чистота освобожденной души. что первым пунктом в каждом решении великого перестройщика идут казни, а уж потом все остальное…

Распознать в этом нашу родную «эх, дубинушку» не всегда легко, но, имея наш опыт, иммунитет, о котором я написал вначале, все‑ таки возможно.

Итак, вполне стандартная завязка. Некая сила (власть, иная цивилизация, суперкомпьютер, чуждый разум) создает на Земле (в отдельно взятой Америке, Англии, Дании, на другой планете, в космическом корабле) жесткую, отлично организованную и почти всемогущую систему существования. В этой системе люди (иные разумные существа, или машины, или души людей как развернутая метафора, или лишь внешне человекоподобные гуманоиды) живут, рожают новые поколения, работают, удовлетворяют свои материальные и нематериальные потребности (нищенски, довольно прилично, сверхроскошно, голодают, жиреют, тупеют, изощряют чистый интеллект), умирают — но все это внутри системы и по строго диктуемым ею правилам. Иногда проклятая система даже позволяет им побаловаться вольнодумством (например, некоторые голодают, когда все жиреют), но бдительно следит, чтобы практические последствия такого самостояния не вышли за рамки (предположим, голодающие, благодаря диктату, в конце концов от голода умирают). В атмосфере системы разлиты тоска, которой, конечно, одураченные системой граждане не чувствуют, несвобода, которой бедняги, не знавшие свободы, не замечают, и унижение достоинства, которого у них, раз они всем довольны, нет.