Читать ««Боярское царство». Тайна смерти Петра II» онлайн - страница 39
Адель Ивановна Алексеева
Но не будем опережать события. Пока, осенью 1728 года Пётр II живёт в Москве. Молодой Иван Алексеевич — его обер-камергер, и оба они живут в Лефортовском дворце.
Широкое распространение в XVII веке имели всякого рода «анекдоты» (вернее, короткие народные рассказы), и появился вот такой рассказ:
«Лефорт, любимец Петра I, в церемониальных представлениях заменявший собою лицо государя, не терпевшего никакой пышности, имел в Немецкой слободе, на Яузе, нарочно для того замком построенный и пожалованный дворец, который по смерти его поступил в казну и до днесь называется его имением. Молодой, умный, по привязанности к русским много обещавший император Пётр II по вступлении на престол переехал в Москву на житьё и имел пребывание в сём дворце. Обширные к нему ворота с площади украшены были приличными аллегорическими изображениями, а наверху поставлен был превеликий двуглавый орёл с тяжёлою короною. Молодой государь вознамерился вступить в брак с княжною Екатериною Алексеевной, дочерью князя Алексея Григорьевича Долгорукого. В назначенный для торжественного обручения день за невестою и её родными отправлены, по воле императора, богатые придворные экипажи. Лишь только в восемь лошадей, запряжённых с шорами на глазах, карета с невестой на двор в ворота проехала, вслед за пей огромный орёл с короною с великим треском обрушился, так что последующие экипажи принуждены были на некоторое время остановиться. Многочисленная чернь приняла сей случай за дурное предзнаменование и единогласно закричала, что свадьбе не быть…»
Князь Алексей Долгорукий вынашивал тайный план. Он собирал в своём доме сродников, которые вели тайные переговоры, — и в Петербурге, когда правил Меншиков, и в Москве. Там был и родной брат Сергей Григорьевич, который служил по дипломатической части.
Двоюродный брат их Василий Лукич, человек степенный и дельный, выполнял роль пружины в семейном механизме. Его называли умным, но злым, как обезьяна, хотя странно: держался он тихо, даже будто чего-то стесняясь. Именно он да ещё Василий Владимирович Долгорукий озабочены были соблюдением родовых долгоруковских начал и старинных обычаев. Как и все истинные представители древних родов, они следовали законам Киевской Руси, плотно связанной с Европой, и разделяли петровскую тягу к иностранному. Только считали, что ежели догонять Европу (а как не догонять, ежели Русь и есть Европа?), то не галопом, а постепенно, с достоинством.
Однако Алексей Григорьевич Долгорукий более озабочен был днём сегодняшним, собой, — и главной целью было сбросить Меншикова (тут ему помощником был Остерман).
— Куда глядим-поглядываем? — распалял себя в те дни старый князь. — Сколь терпеть станем?..
Ему вторили братья:
— Ещё не тесть Меншиков, а уж чуть ли не царь негласный… Надобно думать, как разделаться с выскочкой…
Молчал лишь Василий Лукич, наиболее дальновидный из всех. Братья то и дело взглядывали на него, но он словно не замечал.
Явился как-то Иван Долгорукий — отец заворчал:
— Чего припозднился? Где тебя носит?.. — Впрочем, скоро сменил тон, речь повёл издали. — Не в тягость ли государю власть Меншикова?..