Читать ««Боярское царство». Тайна смерти Петра II» онлайн - страница 22

Единым спасением от кошмаров казалась Ефросинья, мысль о ней только и утешала. Милая его отрада! Ни глаз больших, ни бровей насурьмлённых, ни реверансов томных, никакой особой красы, голова гладкая, как яйцо, но как улыбнётся толстыми своими губами, взблеснут глазки, захохочет (зубы — точно вложенные в кокошник жемчуга), так и расцветает душа Алексея.

Горьким был день, когда расставались в Риме: он поехал через Инсбрук, она — по более спокойной дороге, сам настоял, ведь была она на четвёртом месяце, тяжёлая. Писал ей с дороги: «Матушка моя, маменька, друг мой сердешный Афросиньюшка… береги себя, ехай неспешно, Тирольские горы каменисты, и чтоб отдыхала где захочется, и денег не жалела, а купила коляску покойную».

Привезли его в Москву. Допрашивали в Кремле.

Сенаторов своих Пётр сам через занавеску наблюдал: что сказывают, каково держатся?..

Пётр Андреевич Толстой — умная голова, верная рука — извлёк-таки царевича из иноземных стран…

Вот непринуждённо, легко ступил на порог Ягужинский, незнатный, но умный поляк, первый кавалер на ассамблеях, прокурор. Вот Меншиков, мин херц, ненавистник Алексея. Как-то ему, замешанному в казнокрадстве, Пётр пригрозил низвести «в прежнее состояние», тот не растерялся: надел фартук, явился с коробом пирогов, вот, мол, я в прежнем состоянии, — и Пётр простил его.

Склонив голову под притолокой, вошёл Головкин — «коломенская верста», сел, достав неизменные чётки (успокаивает нервическую свою натуру), скуповат, даже жаден, однако знает царскую службу…

Долгорукий — честен, прям, но горяч, как всё его семейство…

Шафиров Пётр Павлович — вице-канцлер, хитёр, умён, любезен, только ростом маловат да растолстел в последнее время, — этот непременно поддержит царя.

Склонясь у притолоки, еле передвигая ноги, выплывает Борис Петрович, граф — он себе на уме и гордец! — в последние недели не показывается, бегает от Петра, яко Нарцисс от Эха… Знатен! Здравый разум имеет, золотой середины держится. Однако в политике золотой середины не бывает…

Наконец все собрались. Пётр покинул своё укрытие и, быстрым шагом подойдя к столу, заговорил короткими, рублеными фразами:

— Ведомо вам, господа министры, что признались — Иван Афанасьев, Никифор Вяземский, Александр Кикин, Глебов Степан, отец Досифей — в своих крамолах. Ведомо вам, что задумали супротив царской власти… Ежели не вырвем злодейский корень — все дела наши прахом пойдут…

Царевича содержали в Преображенской тюрьме. Потом повезли в Петербург — там должно быть главное судилище.

* * *

В архиве С. Д. Шереметева обнаруживаем такой документ:

«По поводу отречения Царевича Алексея де Бие говорит: «Позволю себе почти положительно утверждать, что все русские, к какому бы сословию они ни принадлежали, разделяют эти чувства, нет ни малейшего сомнения, что, пока жив Царь, всё будет иметь вид покорный и послушный, но если Царевич Алексей будет жив в то время, когда Царевич Пётр не достигнет ещё известного возраста (малолетний сын Петра I), можно предвидеть, что Россия будет подвергнута большим волнениям. Страшнее всего, что здоровье Царя шатко и что наследник престола Царевич Пётр весьма слабого сложения, и нельзя рассчитывать на продолжительность его жизни. Ему теперь 1 год, но он ещё не говорит и не ходит и постоянно болен…»