Читать «Юноша с перчаткой» онлайн - страница 136

В усадьбе был музей, и они осмотрели его прилежно, как школьники, читая надписи на табличках, порой не вполне понятные, — «ломберный столик», например. Мозаика, полированный китайский орех и мореный дуб, мрамор и венецианское стекло — все это блестело, лучилось на солнце, лившемся в высокие окна, за которыми был парк с фонтанами и статуями. В войлочных тапочках, которые делали их похожими на полотеров, они скользили из одной залы в другую, задерживались перед зеркалами, пожелтевшими от времени, и видели в них мужчину и женщину, немолодых и усталых. И смотрели они не друг на друга, как когда-то, а каждый на себя. Любовь, которая связывала их много лет, ослабела — отпустила. Они оба чувствовали это — она острей, так как из-за него ушла от мужа и жила одна, от встречи до встречи. Он менее остро, потому что у него была семья-жена и два сына, теперь женатые. Он никогда не рассказывал ей о жене, но о внуках не говорить не мог. Да, он был уже дед!..

Большое кресло со связанными подлокотниками — чтобы на него не салились — было тоже в войлочных тапочках. — Это его развеселило. Он улыбнулся впервые за весь этот длинный день, который им предстояло провести вместе.

Они вышли в парк. Здесь, позади особняка, на газоне снимали фильм. Гусар и девица в розовом, оживленно беседуя, шли по траве. Жужжала камера. Гусар на ходу изящно срывал седой одуванчик и дул на него. Режиссер, энергичный малый в джинсах, хлопал в ладоши и, вдохновляя на новый дубль, кричал: «Ребята, все отлично! Вы любите друг друга, солнце светит, вы на пленэре, вам прекрасно! Мотор!..»

И снова гусар вел девицу по зеленому ковру газона и дул на одуванчик. Некоторое время они смотрели на это смешение стилей и времени. Ей первой надоело, и он нехотя последовал за ней — в нем еще осталось мальчишеское любопытство, черта чисто мужская, теперь ее сердившая. Ей хотелось говорить о любви, пускай о прошедшей, что же делать… Говорить, вспоминать, перечитывать эту книгу, пропуская неприятные места и останавливаясь на том, что было когда-то единственно важным в их жизни.

Они свернули в аллею, где стоял полумрак от старых лип, и сели на скамью. Все скамьи были пусты, кроме одной, в конце аллеи. Там сидела молодая женщина с вязаньем, а ее сынишка лет четырех ловил бабочек. Это был хорошенький мальчик с кудрями до плеч, в белом костюмчике и красном вязаном жилете.

— Славный пацан, — сказал он. — Только я бы его подстриг.

— Вот тогда бы он был «пацан», — сказала она. — А сейчас он купидон. С той картины, что в усадьбе, помнишь?..

Она ждала, что он заговорит о внуках. Так прежде она ревновала, когда он, идя рядом с нею, заглядывался на женщину. Теперь ее главными соперниками были эти крохотные, еще в пеленках, внуки.

— Там этих картин навешано, всего не запомнишь, — сказал он и зевнул.

Они помолчали. Отсюда, из сумрака аллеи, еще ярче сияла та, освещенная, часть парка с белой колоннадой особняка и синим, с позолотой, небом.