Читать «Десятка» онлайн - страница 25

Возникли лица новые меж старыми, присоединились к бывшим Красной армии бойцам и лагерным сидельцам еще двое… один — один высокий, с мощной грудью, самый старший, ходящий шагом по полю, но всюду поспевающий, уже с заметным серебром в густой иссиня-черной шевелюре, с лицом отважно-волевым, геройским и хитрецки-практическим одновременно, с проворным хищным взглядом, полным затаенной грусти, какой-то скрытой безучастности: он каждое мгновение в уме опережал любое действие любого из игроков на поле, молниеносно складывал, сосчитывал, предвидя, как переменится вся расстановка, в какое русло из несмети возможных русл рванет атака и где завязнет, оборвется… будто сознание свое все время подставлял в чужую голову, входил в чужое естество игроцкое, будто нога в чулок, и всякую случайность, отклонение, заминку, утрату власти над мячом знал наперед, не в силах ни секунды отдохнуть от моментального опережения событий своим о них мгновенным представлением, и из-за этого как будто, собственно, и тосковал — вот оттого, что всякая его догадка и реальность здесь и сейчас творящейся борьбы все время, раз за разом совпадают совершенно. Казалось, он вот, собственно, игрой и управляет — защитой своей команды и атакой противника, который, разом за разом медля, ошибаясь, остановиться там был должен, где его встретит, обезмячит длинная ножища всевидящего тихохода Миши Свиридовского.

Второй — с кривыми мощными ногами, широким низким тазом, коренастый — имел простое круглое доверчиво-открытое лицо, каких повсюду тьмы — вот отвернулся и забыл, но что-то было в нем такое, чему так сразу и не подберешь названия… как будто он и должен быть таким, обыкновенным, из толпы, непримечательным, чтоб исполнять что должен, появляясь и исчезая невидимкой в самом пекле упорно-напряженного внимания. Играл как все, с такой же жадностью, изголодавшись по мячу, спеша воздать себе за месяцы простоя, стреноженности, пребывания вне родной стихии, вне предназначения. Но только вдруг, в минуту роздыха, пустым и сильным становился взгляд, в такую устремлялся даль от этих мест, от пустыря, товарищей, футбола — крючок единственной значительной задачи он заглотил, вот этот парень, Родион Добрых: куда потянут его на неразрывно-прочной леске, туда и ринется, в любую высь и на любую глубину, пусть в этой глубине и разорвет ему кишки, пусть и всплывет он на поверхность кверху разорванным брюхом.