Читать «Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века» онлайн - страница 129

— Вам лучше помолчать недельку. А потом, — он сделал широкий взмах рукой, — хоть на сцену Метрополитен Опера!

Нет худа без добра: доведенный до отчаяния поведением Авы, Фрэнк решился выяснить правду насчет своего горла, как бы ужасна она ни оказалась. И вот, страхи позади, он готов записать диск!

…Фрэнки вошел в огромный зал, где помещалась студия звукозаписи. Давненько он тут не был! В дверях один за другим появлялись музыканты — его старые приятели. Каждого он знал еще с тех пор, когда начинал петь с джаз-оркестрами. Дирижер Нельсон Риддл — величина в мире легкой музыки, был из тех немногих, кто проявил к Фрэнку участие, когда началась полоса неудач. Тогда он не жалел времени, стараясь сделать приличную запись срывающегося голоса Синатры. Но ничего путного из этой затеи не вышло, Фрэнк в гневе разбил записанный диск и больше попыток не повторял.

Внезапная просьба Синатры сделать новую запись удивила дирижера, но ради старой дружбы Нельсон согласился. Он специально аранжировал поппури из ранних шлягеров Синатры, смягчив звучание голоса и, несмотря на свою занятость, выкроил день для Фрэнка.

Оркестр плавно начал вступление. Фрэнк знал, что вначале будет проиграно все музыкальное сопровождение, потом уже начнется пробная запись. Обычно в тот момент, когда палочка дирижера делала ему знак «приготовиться», он ощущал выброс адреналина, и все дальнейшее неслось как по накатанной лыжне. Сейчас, заметив поданный Нельсоном знак, Фрэнк почувствовал, как заколотилось его сердце. И ощутил физически, что музыканты и сам руководитель оркестра испытывают в этот момент. Да, это был страх — страх провала потерявшего голос певца. Никто еще не знал, что Фрэнк снова поет. Он и сам в этот момент не был уверен, что его домашние распевки — не временное чудо и что вместо мягко льющихся звуков из его горла не вырвется сипение.

…Выждав некоторое время после операции, он попробовал потихоньку петь в пустой комнате. Робко, как новичок. И был приятно удивлен — голос звучал по-новому: грубее, полнее. Он словно возмужал, окреп. А гибкость осталась в этом новом инструменте, позволяя Фрэнку «выписывать» тонкие узоры, мастерски расправляться с фразировкой. Но не пропал ли обретенный дар? Не очередная ли шутка судьбы: поманить и обмануть? Поджилки дрожали, ноги стали ватными, спина покрылась испариной. На мгновение он испытал желание бежать отсюда, скрыться, но усилием воли заставил себя взять микрофон.

Фрэнк вступил вполголоса, как бы прощупывая дорогу и опасаясь соскользнуть в опасную зону. Туда, где притаилась в засаде саднящая боль. Но боль не появлялась, и он усилил звук. Пел громче, шире, свободней… Как самолет, сделавший разбег, отрывается от взлетной полосы и взмывает в воздух, так и голос Синатры, набрав мощь, воспарил в поднебесье. Кажется, никогда он еще не испытывал такого наслаждения от извлечения звука из собственного горла, превратившегося в дивный инструмент. И оркестр был на высоте — всем передалось вдохновение Фрэнка. Его пение тронуло даже задубелые сердца многоопытных оркестрантов, что случалось редко. Когда стихли последние аккорды, вместо рукоплесканий они застучали по инструментам смычками и костяшками пальцев, затопали ногами. Ударник в знак одобрения рассыпал зажигательную дробь. Волшебные мгновения, ради них стоило пережить этот ужас.