Читать «Газета "Своими Именами" №39 от 27.09.2011» онлайн - страница 16

На самом деле антиэкстремистское законодательство - это не что иное, как инструмент политической казни, направленный на террор граждан независимо от степени их законопослушания и лояльности режиму, который по своим основным характеристикам ничем не отличается от фашистского. Законодатель не наивен и как будет складываться правоприменительная практика догадывался, потому и ввёл в законодательство неопределённый с позиций права термин “социальная группа”. Эта правовая неопределённость позволяет надеяться на то, что от карателей государства не укроется никто. Только не надо глумливо ржать над якобы тупостью политического сыска, читая о делах, подобных делу деревенского реставратора военной техники³. Именно такие дела и показывают, что никто не может и не должен быть застрахован от внимания карателей. Главная же цель законодательной инициативы - обеспечение незыблемости положения корпорации частных лиц, монополизировавших власть в России в обход Конституции.

Нишкните, овцы!

В УК РФ есть статьи, защищающие честь и достоинство личности - “Клевета”, “Оскорбление”. Есть также специальные статьи, охраняющие правосудие - “Неуважение к суду”, “Клевета в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава, судебного исполнителя”, “Оскорбление представителя власти”. Но законодатель целенаправленно возвысил государственных служащих над обществом, обеспечив им ещё одну степень защиты. Толкуя понятие экстремистской деятельности, он включил в него:

...публичное заведомо ложное обвинение лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, в совершении им в период исполнения своих должностных обязанностей деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением.

Это возвышение заключается не только в том, что “белой кости” недостаточно обычных и даже особых норм для защиты их чести и достоинства. Эта норма автоматически обеспечивает их неприкосновенность в случае преступных деяний, которые они сами обозначили как экстремистскую деятельность. Слова “заведомо ложное обвинение” не должны вводить в заблуждение. Судебная практика пойдёт по пути наименьшего сопротивления, создав прецедент осуждения просто за публичное обвинение, будь оно хоть с пятикратным избытком обоснованности. Как, к примеру, поступил судья Тракторозаводского суда Агеев, убеждённый следователем Котовой и прокурором Соловьёвой в том, что в интересах следствия можно и не сообщать подозреваемому, в чем он подозревается, игнорируя, как ни к чему не обязывающую беллетристику, статьи УПК типа 46 или 223.1, так и ст.45 Конституции⁴.

Доказать, что обвинения в совершении экстремистских преступлений лиц, замещающих государственную должность, обоснованные, вряд ли кому удастся. Потому что никто в суде доказательств не слушает. Професси-онализм и грамотность судьи в фашистском государстве оценивается по умению подобрать внешне не вызывающую и непротиворечивую формулировку, облекающую преступление против правосудия в юридически значимое действие. Искренний и старательный пособник фашизма - прокурор Москвы Сёмин в стремлении угодить боссам обратился в суд с требованием запретить организацию, единственной целью которой являлось проведение всероссийского референдума по принятию закона “О суде народа над Президентом и членами Федерального Собрания”. В обоснование своих требований он заявил: