Читать «Дети гламурного рая» онлайн - страница 28

Эдуард Вениаминович Лимонов

Человек, конечно, не был задуман как особь, как индивидуум, он был задуман как вид. Потому индивидуальное бессмертие — есть бессмыслица. Что нужды рыдать, как рыдал Блез Паскаль на смертном одре? Я на одре рыдать не стану, если, конечно, это ложе судьба мне предоставит. Личное бессмертие во плоти невозможно. Зато вечная слава особям, внесшим свою лепту в развитие вида. Сократу там, Моцарту, Эдисону и даже Биллу Гейтсу. Особо одаренные особи, такие как Прометей (интересно, что сразу в нескольких апокрифических источниках ангел Света — Люцифер отождествляется с титаном Прометеем, принесшим человечеству огонь и научившим людей им пользоваться), передают друг другу озарения и открытия, из которых складывается опыт человечества. Наш опыт увлекает нас по некоему пути (ну, скажем, от умения пользоваться огнем до изобретения пороха и покорения ядерных реакций) куда-то.

Но куда? Мой сын Богдан с первых дней жизни смотрит куда-то за мои плечи и попискивает. На кого смотрит? Кому попискивает? Он видит тех, кого не видим мы? Более всерьез, чем шутя, я рассказал моей жене Кате Волковой, что Богдан видит «глюков» и «дэвов», не видимых взрослым, но видимых младенцам энергетических существ. И с ними разговаривает. Постепенно после рождения мы дрессируем наших младенцев в людей, все более отторгаем их от мира, из которого они пришли. Почему все человеческие особи не помнят себя до трехлетнего возраста? Почему девять месяцев внутри организма матери и еще 36 месяцев, итого 45 месяцев, младенец живет, но потом не помнит? Не сделано ли это намеренно, не «стирают» ли у него 45 месяцев воспоминаний, чтобы Богдан забыл, ЧТО он видел, знал и чувствовал в утробе матери и видел за моим плечом? Не расточительно ли отрывать почти четыре года на эту мертвую зону в жизни младенца?

Расточительно. Природа, повадкам которой нас учили Бюффон и Дарвин, обычно экономна. Значит, тайна, которую скрывают, так страшна, что не должна быть раскрыта. Значит, тщательно оберегают чью-то безопасность.

Продолжая рассуждать дальше, останавливаюсь вот на чем. Генетический код, молекулы ДНК, гены — это, конечно, матрица. Общая для всех и одновременно индивидуализированная. Младенец выходит из матери как реплика обоих родителей, как клон двоих. Выходит вообще-то уже готовый. Зачем еще три года мертвой зоны?

Ответ не приходит никакой другой, кроме одного: чтобы младенец начисто забыл все, что видел там — во чреве матери и за моим плечом. И главное — чтобы забыл страшнейшую тайну: чтобы забыл облик, имена своих создателей и технику общения с ними, забыл телепатическую дорогу к ним, связь бы с ними потерял. С конклавом совсем не человекоподобных существ (предположим, в белых халатах, может быть, они имеют вид костяных кузнечиков или никелированных конструкций). Младенец был свой среди них, он говорил на их языке и телепатически общался с ними. Мой Богдан попискивает, нам же гибкий и сильный язык младенца кажется неорганизованным плачем. О, глупые мы!