Читать «Фюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера. 1904–1940» онлайн - страница 194

«Неужели фюрер никогда не задавал вам вопрос о членстве в партии?» – спросил меня однажды бургомистр. Я сказал ему, что этот вопрос никогда не возникал. Был один хитрый подход к этой теме в 1939 году, когда я был представлен фрау Вагнер. Гитлер обратил внимание, что я не ношу ни партийного значка, ни медали, и, зная о том, что являюсь секретарем линцевского филиала Общества немецких женщин имени Рихарда Вагнера, заметил: «Вот вам господин Кубичек. Он является членом вашего Союза немецких женщин. Очень мило!» Вот что он подразумевал под этим: «Единственное общество, членом которого является мой друг, – это женская организация. Этого достаточно, чтобы показать, какой он мужчина».

Война отбрасывала длинную тень. К всеобщей бедности и горю прибавилось личное разочарование и горечь – здесь я больше всего имею в виду доктора Блоха. Добрый «доктор для бедных», как его называли в Линце, был уже очень старым человеком. Он написал мне, воспользовавшись посредничеством профессора Гуэмера, бывшего классного руководителя Гитлера, и попросил ходатайствовать от его имени перед рейхсканцлером, чтобы ему, старому еврею, было позволено жить, так как это он лечил фрау Гитлер во время ее последней болезни. Мне казалось, что будет правильным выступить в его защиту. Я лично не был знаком с доктором Блохом, но сразу же написал рейхсканцлеру, приложив письмо старого доктора. Через несколько недель пришел ответ от Бормана, строго запрещающий мне в будущем просить за третьих лиц. Что касается доктора Блоха, он сообщил мне, что этот вопрос был отнесен к «общей категории» – уж не знаю, что это значило. Таково было указание фюрера. Я не знаю, видел ли Гитлер мою просьбу. Тот факт, что доктора Блоха, насколько я мог понять, не трогали, не очень обнадеживал на самом деле. Из этого я сделал вывод, что не могу обращаться к Гитлеру, не встречаясь с ним лицом к лицу, а это было невозможно, пока длится война.

Пришло время, и ей настал конец. Война была проиграна. В оцепенении я слушал в те страшные майские дни 1945 года радиосообщения о том, что пала рейхсканцелярия, и о том, что закончилась война в Европе. Мне на ум пришла заключительная сцена в «Риенци», в которой народный трибун умирает в пылающем Капитолии.

…и народ меня покидает,Который я возвысил, чтобы он был достойным своего имени;Все друзья покидают меня,Которые создали для меня мою удачу.

И хотя я был, по существу, аполитичным человеком, который не связывал себя с политическими событиями той эпохи, которая закончилась в 1945 году, я остался непоколебим в том, что никакая сила на земле не сможет заставить меня отрицать мою дружбу с Адольфом Гитлером. Моей первейшей заботой в этом отношении были памятные вещи. Что бы ни случилось, эти предметы должны быть сохранены для потомков. За много лет до этого я завернул письма, открытки и рисунки в целлофан; теперь я поместил их в кожаный футляр и замуровал в кирпичную кладку в подвале моего дома в Эфердинге. После того как был заново аккуратно положен строительный раствор, от тайника не осталось и следа. Это было очень своевременно, потому что на следующий день пришли американцы. Шестнадцать месяцев я провел в печально известном лагере Глазенбах для интернированных лиц. Американцы обыскали мой дом, надеясь найти эти реликвии, но ушли с пустыми руками. Они также дважды допрашивали меня в Эфердинге и в Гмундене, во время допроса я не делал секрета из своей дружбы с Адольфом Гитлером. Меня отпустили из-под стражи 8 апреля 1947 года.