Читать «Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова» онлайн

Иван Барков — история культурного мифа

Превращение имени собственного в нарицательное — участь, выпадающая на долю немногих писателей. Из всей великой русской литературы лишь считанным классикам довелось пополнить своими именами словарный фонд родного языка. В этом недлинном ряду история со своей неизменной иронией отвела Ивану Баркову, и по хронологии и по алфавиту, второе место после Аввакума. Под именем Баркова выходила знаменитая поэма «Лука Мудищев», которая, как это было всегда очевидно любому квалифицированному читателю, а в последнее время бесспорно доказано К. Ф. Тарановским, была написана уже в послепушкинскую эпоху. Еще более позднее происхождение имеют, также приписанные издателями Баркову, поэмы «Пров Фомич» и «Утехи императрицы», последняя из которых была недавно воспроизведена в России. Текстам же, распространившимся под именем Баркова в различных списках XVIII–XIX веков, поистине нет числа.

Сведения о Баркове и его «срамных» произведениях стали появляться в нашей печати совсем недавно. Но даже активизировавшееся в последние годы обращение к его наследию уже бессильно отменить сформировавшийся в русской культуре миф о поэте, миф, созданный десятилетиями и столетиями, в которые имя Баркова жило в культуре отдельно от его судьбы и его творчества. Баркову приписывались произведения, созданные через столетия после его смерти, докруг его судьбы ходили самые немыслимые биографические легенды.

Первые две строки этого пушкинского экспромта относятся, по свидетельству А. П. Керн, к Дмитрию Николаевичу Баркову, сочинявшему непристойные эпиграммы на французском языке, но третья и четвертая явно отсылали к его прославленному однофамильцу. Само имя поэта ощущалось как неприличное и неудобопроизносимое. Еще в юношеском стихотворении «Городок», перечисляя авторов «сочинений, презревших печать», Пушкин отказывался «громко произнесть» скандалезное слово:

Такая непроизносимость заветного имени, возможно, была связана с тем, что уже в пушкинскую эпоху миф о Баркове заслонил его сочинения и поэт стал выполнять в российской литературной мифологии функции своего рода бога Приапа, — символа сексуальной мощи и витальности. В традиционно атрибутируемой Пушкину поэме «Тень Баркова» родоначальник срамной поэзии является герою в момент мужских затруднений:

Перед нами, по сути дела, божество языческой мифологии, требующее жертв и прославлений и приходящее на помощь своим жрецам. «Почто ж, ебена мать, забыл ты мне в беде молиться», — восклицает тень и действительно оказывается в состоянии восстановить увядшие силы своего приверженца, а позднее и спасти ему жизнь. Так реальный литератор середины 60-х годов XVIII века превратился в персонажа мифологического Олимпа, как бы символизирующего огромную потаенную область словесности, целую культуру похабного, обсценного, широко разлившуюся под узкой пленкой официально разрешенного.