Читать «Мишахерезада» онлайн - страница 77
Михаил Веллер
Стемнело. Скот уложили. Сидим у костра. Долго сидим. Лунища лезет, как медный таз! И жрать охота невыразимо.
Голод влияет на соображение особенным образом. Сытый голодного не разумеет, и это взаимно. Голод разъясняет, что съедобно все, а несъедобное не имеет значения.
Я вспоминаю и понимаю, что печень от всех инфекций и токсинов свободна. Такой это орган самоочищения. И ухожу в темноту искать те внутренности. Приношу печень, режу на тонкие ломтики, натыкаю на прутик. Камрады интересуются и присоединяются. Мы жарим ломтики на огне, получше прожариваем, и хоть мало, но едим.
— Кто первый приедет, точно подвешу, — обещает Володя Камирский. Через полчаса он меняет решение: — Обоим подвешу, сука.
Крепковскому пора бы и вернуться. Женя может найтись послезавтра. Первопроходец, тля.
На голой земле и на голодное брюхо сон несладок. В ночи плещется заполошный вопль:
— Господа бога душу мать! — Все ближе и громче: — Господа бога душу мать!
Это Женя Шишков нервничает, что мы не там, где по его разумению мы обязаны быть. И едет на ясный огонь, квартирьер уродский.
— Вы чо здесь делаете?! — вопит он, въезжая в костер. — Я заколебался вас искать!
— Женя, — урезонивает Камирский. — Мы с тобой друзья, но я тебе сейчас въеду! Давай жратву и вали на хрен куда хочешь!
У нас есть тушенка, сгущенка и сухари. Через двадцать минут пьем чай с сахаром и блаженствуем.
Тогда я ясно понимаю, что все токсины, вся инфекция оседают прежде всего в печени. И в почках. Почки мы съели после печени. Пожарили ломтиками. На огне.
Во многой мудрости много печали. Я боюсь просвещать народ. Холера вам в печень! Смерть Прометея.
— Где Колька, наконец! — нервно дергаюсь я. Надо скорей залить заразу алкоголем. Помогает! Алкогольная щетка, знакомый радиолог рассказывал. От всех укусов в пустыне лечились. Убивает бацилл и нейтрализует яды. Вообще это, конечно, эликсир.
Мужики спят в палатке. Я дежурю у костра. Поменялся с Ваней. Не спится мне. Дикий предлог, конечно. Что это значит — «не спится»?..
У меня начинает чесаться в голове. Тошнить в желудке. Я встаю, верчусь и падаю. Нет — это я заснул и лег на бок.
Курю одну за другой. Спите-спите. Если я подохну, вы тоже день здоровья не отпразднуете.
А! Различается заплетающееся пение! Крепковский едет? Недомерок ползучий.
Он подъезжает и выпадает из седла на спину. К животу, как вратарь, прижал две коробки. Одеколон.
— Миша! — в голос плачет он с земли. — Ш-шапку потер-рял! Н-нож потер-рял! Д-де-денннньги все! потер-рял…
Он тоже боится смерти. Но идет навстречу расплате:
— Б-буди ребят! Выпить привез! Я сказал — я привез! Как обещал, так и привез!
Ребята уже выползли и вникают.
— Пропил деньги, сука! — вскрикивает Шишков и бьет Крепковского в рыло.
— Бей, — соглашается Крепковский, и Женя исполняет. — Бей! — поддерживает свою экзекуцию.
Народ наш отходчив и понятлив. Напился — это первейшее смягчающее обстоятельство. Он ведь правда потерял шапку и нож. Не нарочно. А доехал. И выпить довез.