Читать «В начале было детство» онлайн - страница 127

Елена Григорьевна Макарова

Все, что было с Любой в первые пять лет ее пребывания в доме ребенка — засвечено, ушло в глубь подсознания. Но именно прожитая ею жизнь, иная, по сравнению с благополучной нынешней, еще держит ее в оцепенении. У Любы слабо работает вектор исследования и поиска, с помощью которого ребенок и осваивает мир. Значит, ее связи с нынешним миром еще слабы, едва намечены.

Есть такое понятие — теплохладность души. Равнонаправленность души к полюсам добра и зла. Неустремленность ни к тому, ни к другому. Почему-то об этом часто думалось в связи с Любой.

Прошел год. Она выросла и очень изменилась. Борис Никитич замечательно поработал с Любой. Теперь она поет, танцует. А главное, завязываются контакты с детьми. Уже есть и подружка, и мальчик, который ни шаг не отходит от Любы. Правда, она не проявляет к нему особой симпатии, но и не отталкивает его.

Развилось и воображение. Теперь Любочка умеет выражать в форме не только предметы, но и понятия. Например, дружбу. Вот как она изобразила ее в глине. Почти целый урок размазывала глину по картону, утрамбовывала, чтобы вышло ровно-преровно. Я решила, что она готовит поверхность для рельефа. Нет. В самом конце урока она вылепила маленького человечка с большой головой, похожего на младенца с полотна Чюрлениса, рахитичного, большеголового. Посадила его в центре.

— С кем он дружит? — спросила я ее.

— Ни с кем, — процедила Люба.

Перед нами явление, не зафиксированное в науке: засвеченная пленка проявилась. Тема дружбы спровоцировала детей на многофигурные композиции, где все дружат со всеми, одна Люба на огромном пространстве картона, будто на выжженной земле усадила крошечного малыша с отверстиями вместо глаз.

Следующим уроком после лепки была музыка. Загремели бубны и погремушки, а Любочка все сидела за столом.

Подружка позвала Любу, Люба отмахнулась.

Я похвалила ее за работу. Может быть, она этого ждет, оставшись со мной наедине?

Люба не отозвалась. А потом она встала и выкинула свою дружбу вместе с картоном в ведро с глиной.

— Плохая, — сказала она, — я другую слеплю, потом.

Этот поступок Любы — разрыв с прошлым, которое тяготит, угнетает ее. Пленка проявлена, отпечатана, фотография же уничтожена. Пришел час, когда Люба раскрылась, в первую очередь перед собой. Можно представить себе, какая борьба шла в маленькой девочке в течение тридцати минут. Она одержала победу, и теперь стало спокойнее за ее судьбу.

Толю К. усыновила балерина, вышедшая на пенсию. У Толи был какой-то недетский, остановившийся взгляд. Он часами смотрел в одну точку, не отзывался, когда к нему обращались. Работа с ним походила на игру ребенка с куклой. Ребенок ставит куклу на пол, приговаривает: «Иди, иди». Кукла же остается на месте, пока ребенок не передвинет ее ноги, то левую, то правую. Так и мы поначалу «водили» Толю.

В отличие от Любы Толя попал не в большую семью, а в довольно беспомощные женские руки. Его связи не расширялись механически (Любе пришлось сразу определить свои отношения со всеми членами семьи, да и животными), а ограничивались отношениями: мама — сын. Самыми ответственными. Он явно был не готов к ним. И впал в летаргический сон. Возможно, от счастья. Но раскачать Толю оказалось много труднее, чем Любочку.