Читать «В начале было детство» онлайн - страница 114

Елена Григорьевна Макарова

Нет. Дети не воспринимают смерть всерьез. Они боятся остаться без родителей, боятся потеряться. Но как явление жизни смерть их не страшит.

— Мама, а когда ты умрешь, ты будешь меня помнить? Я, например, когда умру, буду тебя помнить, — сказала мне четырех летняя дочь.

Существует красивая легенда о том, что в момент рождения ребенок все знает. Но тут ангел ударяет его крылом по губам, и ребенок все забывает. На протяжении жизни он лишь восстанавливает то, что забыл.

В одушевленном мире нет смерти. До нее — далеко, ее дети «забыли» начисто. Потому-то и оживает мертвая царевна, когда принц прикасается губами к ее лбу.

Мы сочиняем книги

— Сегодня мы будем писать книги!

— Я не умею писать!

— И я не умею!

— И я!

— И я!

Разумеется, пятилетние дети не только писать, но и читать-то еще не умеют, за редким исключением. Что же я им предлагаю: прыгать с самолета без парашюта?

Показываю детям обычную взрослую книгу, чтобы они не отвлекались на картинки, — воображение унесет их далеко от нашей сегодняшней затеи.

— Это обложка. А это что?

— Это заложка, заворот конца, — говорит Виталик. Темно-зеленые глаза спрятаны за длинными ресницами. На первых занятиях Виталик изъяснялся исключительно шепотом: «Я шутить не люблю, но иногда по-шу-чи-ва-ю. Это у меня не человек, а Мурзила, к вашему све-де-ни-ю. Мой папа — живодерник, он мышей живьем вспа-ры-ва-ет…»

— На той стороне написано, сколько стоит, — выкрикивает Арам (Арам — шумный, бурный, что не подумает, все вслух). — Приглашаю на обед к Скуперу!

— Кто это — «Скупер»?

— Скупердяй. Вы все придете, а он вас столом накормит. Два пилильщика напилят стол на доски — вот и кушанье.

— А стола ему разве не жаль?

— Нет. Он скупердяй столовый. Живет в столовой, там столов этих — до потолка (взглянул на потолок, прикинул — низковат). До неба, в общем.

— К Скуперу я идти в гости отказываюсь, а вот книжку про него с удовольствием прочту.

— Сейчас напишу!

Смотрю, и правда пишет, волнистыми линиями строку за строкой.

Воспользовавшись моментом (Арам умолк), «разбираем» книгу дальше:

— Что внутри?

— Рассказы, — подает голос Оля.

Высокая, выше всех в группе, и рисунок ее висит высоко, под потолком. Она попросила повесить именно туда, против двери, чтобы каждому входящему он был виден сразу.

Оля — дочь местной дворничихи. Она проста и прямодушна, как ее рисунки. Она стремится запечатлеть то, что видит вокруг. Все всамделишное.

Олин «Наш двор» — постоянно перед глазами. И смотреть на этот яркий праздничный рисунок не надоедает. Двор нарисован фломастерами. На переднем плане играют дети, и видно, что они именно играют. В центре — карусели, во фронтальной проекции. Также во фронтальной проекции — клумба с цветами посреди двора. Потому что и на карусели, и на клумбу Оля смотрела сверху вниз. Все правдиво. Вдалеке (Оля уже может показать на рисунке, что ближе, что дальше) — шоссе. По нему едут машины.

Рисунок выполнен в параллельной, китайской перспективе: ближе — дальше выражается не в размерах предметов, а в их расположении: сперва дети (внизу), выше — карусели и клумба, вверху — дорога с машинами. Это свидетельствует о необычайной наблюдательности Оли, о пристальном разглядывании всего, что вокруг.