Читать «Уэйкфилд» онлайн - страница 17

Был, правда, другой вариант, позволявший не нарушать зарок, которым я себя связал, — найти убежище в доме доктора Сондервана. Я уже не раз проникал в ванную комнату в цокольном этаже и однажды, пока Герберт и Эмили караулили дверь, даже рискнул принять душ. Другой раз поздно ночью они впустили меня в темную кухню, и, хотя в ноздри бил затхлый запах, а громко тикавшие часы напоминали о порядках, граничащих с тиранией, я доставил ребятам удовольствие, съев яблоко и куриную ножку. Однако глупо было бы рассчитывать, что еженощный гость в санатории чудаковатого доктора может остаться незамеченным.

Пока я размышлял, тревожился да так ничего и не предпринял, зима заявила о своих правах разбушевавшейся на улицах метелью и жутко, как ветхозаветный бог отмщения, завывала в моем хлипком укрытии.

Разумеется, никто меня в капкан не загонял, просто мне так казалось. Спячка — гениальное изобретение эволюции, рассуждал я, но почему медведям, ежам и летучим мышам удалось включить его в свой арсенал, а людям нет?

По мере того как снег облеплял гараж, забиваясь в щели на сайдинге, в моем убежище становилось немного уютнее, но простуды избежать не удалось. Я понял, что заболел, когда проснулся со слезящимися глазами и саднящим горлом. Попытался встать, но понял, что не удержусь на ногах. Я прямо-таки ощущал, как внутри у меня резвятся вирусы. Тут уж волей-неволей признаешь, что заболел. Да и трудно ожидать иного, когда ты истощен и не подготовлен к зиме.

Ни разу в жизни я не чувствовал себя хуже. Вероятно, у меня был сильный жар — половину происходившего я не запомнил. В сознании отпечатались две фигуры юных инвалидов, встревожено глядевших на меня из дверного проема. Я был, наверно, жалок, пытаясь приветственно помахать им бледной костлявой рукой. Той же ночью кто-то из них вернулся, потому что ближе к утру я проснулся, оттого что почувствовал под ногами бутылку с горячей водой. Помню одно, самое призрачное, видение: рядом со мной лежит Эмили, одетая, обвив меня руками и ногами, чтобы согреть, и ритмично трется своим бедром о мое, мило воркуя и целуя мои заросшие щеки.

Несколько дней спустя я обнаружил, что все еще жив. Поднявшись со своей убогой постели, я не рухнул обратно. Слабость чувствовалась, но на ногах я держался крепко и голова была ясная. Меня будто подвергли физическому насилию, выскребли из собственной шкуры и засунули в новую — такие примерно были ощущения. Рассматривая себя в антикварном серебряном зеркальце, я увидел тощего изможденного субъекта — в глазах, однако, просвечивал ум. Я сделал вывод, что пережил кризис, явившийся проверкой на духовную крепость, а гнусные вирусы тут ни при чем. В голове и теле — худом, подвижном — появилась непривычная легкость. У постели лежал черствый сэндвич и стоял стакан замерзшего молока. Поблескивали выстроившиеся в ряд банки, служившие мне ночными горшками, — они были пусты. Солнце, проникавшее через круглое слуховое окно, изобразило на полу чердака свое продолговатое радужное подобие.