Читать «Уэйкфилд» онлайн - страница 14

«Мое!» — сказал я, как ребенок. Мое, мое! Это было первое слово, которое я произнес за месяцы моего отшельничества, и мне показалось, что его выговорил кто-то другой.

У меня было преимущество — я хорошо знал местность, — и сократил путь, пересекая дворы и дороги напрямик или проскакивая через садовые калитки, но каждый шаг стал сущим наказанием для моих чувствительных мокрых ступней. Услыхав ритмичный хрип, я понял, что он исходит из моей собственной груди. Оглядываться было страшно. Судя по шуму мотора, их грузовик двигался по какой-то из параллельных улиц, и мне представилась мамаша, баба, сидящая за рулем и высматривающая меня в свете лобовых фар. Я уже приближался к своему укрытию — оставалось только пересечь задний двор Сондервана, — но решил, что не стоит показывать преследователям, где я обитаю. Они могут мне отомстить в любое удобное для них время, если сейчас увидят, как я взбираюсь по лестнице на чердак гаража. Мой следующий шаг был не вполне логичен: добравшись до бамбуковых зарослей, я резко развернулся и сбежал по трем каменным ступенькам вниз, к входу на цокольный этаж докторского дома.

Дверь была не заперта. Я проскользнул внутрь, сполз по стене на пол и попытался восстановить дыхание. В конце короткого коридора была другая дверь, за которой горел свет. Внезапно она распахнулась — пришлось поднять руки, чтобы загородиться от света. Должно быть, сидя на полу со штиблетой на каждой руке, словно именно таким манером принято носить обувь, я представлял собой нелепое зрелище — стоявшие в проеме люди, увидев меня, расхохотались.

Так я познакомился с двумя из тех бедолаг, что жили в полуподвальном общежитии под наблюдением доктора Сондервана. Один, по имени Герберт, страдал синдромом Дауна. Вторая, его подружка Эмили — не знаю, что с ней было не так, — беспрерывно улыбалась, то ли от нескончаемого счастья, то ли из-за неврологического осложнения, но, в любом случае, до жути неестественно. Мне не удалось определить, сколько лет этой девушке с кривыми зубами и редкими волосами, ей могло быть от четырнадцати до девятнадцати. Оба они — Герберт был мелковат для своего возраста, круглоголовый и узкоглазый, с носом, как у профессионального боксера, — заметно отличались от четырех других замкнутых на себе пациентах, которые, впустив меня в поле своего зрения той ночью, тут же потеряли всякий интерес к новому человеку. Внешне физически нормальные (по сравнению с Гербертом и Эмили), эти подростки — три мальчика и девочка — существовали в собственном мире, не интересуясь тем, что происходит вокруг. Я предположил, что у них какая-то форма аутизма, хотя об аутизме не знал ничего, если не считать сведений, почерпнутых из журналов и телевизора.

Герберту и Эмили я понравился сразу, как только они увидели меня сидящим на полу с ботинками на руках, — похоже, обрадовались человеку, которому не повезло с мозгами еще больше, чем им: уж им-то, при всем их невысоком уровне знаний, известно, что ботинки носят на ногах. Они не спрашивали, что привело меня к их двери, — просто приютили, как приютили бы бездомную кошку, и с первой же минуты стали проявлять заботу, заставили повторять за ними их имена, дабы убедиться, что я все понимаю, а затем спросили, как зовут меня. Говард, сказал я, меня зовут Говард.