Читать «Невыдуманные рассказы» онлайн - страница 171
Николай Трофимович Сизов
— Постарайтесь вспомнить точнее: что делали пятнадцатого, после того как ушли с работы?
— Точнее? Тогда дайте подумать. Так, так... Пятнадцатого... Это среда была? Да, да. Среда. Вспомнил. Я себя неважно чувствовал в тот день. Ушел с работы, полежал немного дома и уехал на дачу.
— В котором часу?
— Ну, не помню точно. В конце дня.
— На дачу вы ездите ежедневно?
— Почти. Если не задерживаюсь на работе.
— Так когда же вы поехали на дачу в тот день?
— Ну, видимо, часа в три или около того.
— Опять не то, гражданин Лаврентьев. Пятнадцатого вы уехали на дачу около одиннадцати вечера. Терехов и Малявин — сослуживцы ваши — в вокзальном буфете вас пивом еще угощали.
Лаврентьев вскинул вдруг загоревшиеся злым огнем глаза:
— Выходит, кто-то следит за мной? Разрешите узнать, по какому праву? Кому какое дело, когда я уехал в Лесное? У меня, как у каждого гражданина имеются свои личные дела. Вы, знаете ли, переступаете границы.
— Погодите, Федор Петрович, не спешите. Речь идет об очень серьезных вещах. Мы, как вам известно, выясняем обстоятельства, связанные с убийством Лены Грачевой.
— Так я что — в числе подозреваемых? В таком кошмарном деле? — Лаврентьев несколько раз лихорадочно перекрестился. — Спаси и помилуй, всевышний. — И, несколько помедлив, продолжал: — Раз такие серьезные обстоятельства, я вам расскажу все как на духу. Пожалуйста.
Пятнадцатого я действительно... задержался. Бывает, знаете ли... Дело это сугубо личное. Встретил, понимаете, одну знакомую, проездом в Москве была... Старая, давнишняя приятельница. Ну, погуляли по городу, в Нескучном посидели. В ресторан зашли. Потом проводил ее к поезду. Вот, собственно, и все. Только прошу сохранить это между нами, не хочу, чтобы дома начались сцены.
Потом разговор зашел о даче, о делах строительного треста, где работал Лаврентьев, о многих других, как будто посторонних для дела вещах. Чебышев и Светляков не хотели спешить. Им надо было разобраться, гонять этого человека. Установить, когда он говорит правду, когда — ложь. И уяснить, почему ведет себя так. То ли потому, что натура такая, то ли у него на то есть серьезные основания.
Не спешил и Лаврентьев. Он весь сосредоточился, сжался, как пружина.
Внешне ничто не выдавало его волнения или страха. Руки спокойно лежали на коленях, голос был ровен. Он сидел, откинувшись в кресле, и подробно рассказывал обо всем, что интересовало оперативных работников. Сам задавал вопросы. Высказал свое мнение и о трагедии на Складской:
— Страшное деяние какого-то человека, не владеющего собой. Бог лишил его разума.
— По-вашему выходит так, что и невиновен этот злодей?
— Почему невиновен? Виновен, конечно. И свое должен понести. Но я думаю, человек этот не в своем уме. Разве может пойти на такое дело нормальное человеческое существо?
— Однако спрятать концы преступления он сумел, да так, что иной здравомыслящий не додумается...
— Может, тут-то его сознание и озарилось. Воля всевышнего...
— Нет бы всевышнему озарить его, чтобы с повинной пришел. А еще лучше — до преступления...
Во время беседы Светляков как бы невзначай открыл ящик стола и выложил часы, найденные в кармане Лениного платья.