Читать «Тайны Истон-Холла» онлайн - страница 12

Дэвид Дж. Тейлор

Венчание состоялось в соборе Святого Георгия, на Ганновер-сквер, о нем сообщили в колонке светской хроники все популярные газеты (ибо мистер Айрленд хотел, чтобы мир знал, какой ему достался драгоценный приз). Его невеста, мисс Изабель Бразертон, была молодой женщиной лет двадцати трех, среднего роста, имела изящные манеры и густую копну каштановых волос, какие предпочитал Тициан. Отец ее — правда, ныне покойный — был литератором, но высшего разряда. К нему захаживал Диккенс, а дамы всячески зазывали его на свои приемы. Среди тех, кто нес гроб с его телом, был сам Теккерей, а принц, член королевской семьи, пожертвовал пять гиней в фонд посмертного издания произведений. В общем, в том, что касается положения невесты, мистер Айрленд считал, что все получилось лучше некуда.

Брак — возможно, самый трудный предмет для описания. Кто возьмется утверждать, что мистер Бриф, судья Северного избирательного округа ее величества, гордый отец трех красавиц дочерей и обладатель элегантного, с лепниной особняка на Кенсингтон-сквер, — счастливый человек? А его Друзилла, в девичестве мисс Бейтс из Чима, дает ему все то, что только может дать мужу жена? С другой стороны, откуда нам знать — может, в дни, когда ее муж покидает дом и отправляется в свой Северный округ, миссис Бриф удаляется в спальню и льет горькие слезы по незадавшейся жизни? Так или иначе, мистер Айрленд, глядя на стоящую рядом с ним под венцом Изабель, считал себя счастливцем, а друзья, для которых его дом был всегда открыт, говорили, что ему повезло и что миссис Айрленд — это личность. И я склонен согласиться с ними. Видит Бог, есть женщины, для которых долг гостеприимства — пустая формальность. Они приглашают тебя к столу с таким же видом, с каким звенят флоринами в церкви, собираясь бросить монетку в блюдо для пожертвований. Но миссис Айрленд не из их числа. Сама она говорила не много, зато умела хорошо слушать, сохраняя при этом серьезность в сочетании с полной непринужденностью. Гости, которым пришлось отведать в ее доме бифштекс и выпить бокал кларета, уходили с чувством, что ужин удался на славу. Правда, если говорить об их женах, то не уверен, что в кругу дам миссис Айрленд пользовалась такой уж великой любовью. Была у нее привычка мягко, по-женски поддразнивать их, отпускать небольшие колкости, которые помнились много дольше, чем ее улыбки и гостеприимство.

— Знаете, — призналась она однажды миссис Десмонд де Лейси, — что касается знати, то я часто попадаю впросак. То горох подам не ко времени, то забуду, кто из гостей либерал, а кто консерватор.

Миссис Десмонд де Лейси, муж которой был младшим сыном кузена маркиза де Лотиана, засмеялась, но не думаю, что шутка ей понравилась. К счастью, хватало и людей, которым такие признания приходились по душе; во всяком случае, они стоили того, чтобы принять приглашение в гостиную миссис Айрленд и провести там некоторое время. Мистер же Айрленд, как уже было сказано, чувствовал себя вполне счастливым, глядя, как жена его разливает гостям чай, или слушая, как она говорит лорду Фоксу, что не видела еще таких старых озорников, как он. Родился и умер ребенок, но хотя мистер Айрленд искренне переживал эту утрату, беда не выбила его из колеи. Будут другие дети, много детей, и на дорожках сада на Экклстон-сквер зазвенят их голоса. И все же у него возникло ощущение, что после смерти младенца жена его как-то переменилась. Она погрустнела, все реже улыбалась гостям за ужином и не говорила лорду Фоксу, чтобы доставить удовольствие его светлости, что он самый большой старый греховодник на всем божьем свете. Ее колкости сделались еще более колкими, а взгляд утратил былую безмятежность. Однажды жена некоего судьи ушла из дома на Экклстон-сквер вся в слезах, и друзья ее говорили, что миссис Айрленд помешалась от горя. Мистер Айрленд наблюдал за всеми этими переменами со все возрастающим беспокойством. Он находил, что ему нужно поговорить с женой, только представления не имел, что именно следует сказать, — необходимо было найти какие-то ласковые слова, но все никак не получалось. Наконец одним февральским полднем, когда вся площадь закуталась в туман, мистер Айрленд, проведя все утро в размышлениях над стоящей перед ним задачей, поднялся наверх в гостиную, где его жена обычно проводила часы досуга. Она сидела на низком кресле, вцепившись пальцами в колени, и хотя глаза ее были открыты, мистеру Айрленду показалось, что она едва замечает его и само его присутствие чрезвычайно ей досаждает. Но будучи человеком в своем роде отважным, он твердо решил высказать все то, ради чего пришел.