Читать «Плоды зимы» онлайн - страница 192

Бернар Клавель

Он был в доме своего старшего сына, лежал в такой просторной и высокой комнате, что не различал ни потолка, ни стен. Кровать его стояла посредине, кругом была бесконечная пустота, и голоса в ней звучали непривычно — каждый звук искажался, вырастал, многократно повторялся эхом, потом уходил сквозь стены и терялся в ночи, которая все бродила и бродила вокруг в поисках рассвета.

Но навстречу ей попадались только такие же непроглядно темные ночи. И она все бродила.

А он, он тоже бродил в недрах этой ночи, его уносили с собой волны, которые время от времени качали эту слишком широкую и слишком мягкую кровать.

Сколько дней пути отделяют его от дома? Что с его садом? Хорошо ли заперли дверь? Погашен ли огонь в плите? А что в сарае? Что с его инструментом? Предохранит ли его смазка от сырости, не заржавеет ли он до весны?

Садовый нож лежит в вещевом мешке. Завтра они с матерью пойдут в горы. Отыщут в лесу тележку… Вязанки хвороста… Они наготовят много вязанок. И люди будут говорить:

«А все-таки папаша Дюбуа мастер вязать хворост… Здорово он нагрузил свою четырехколесную тележку».

Он шел по лесу, и почва оседала у него под ногами. Она была такая же рыхлая, как земля в саду, такая же мягкая, как тесто, которое подходит в квашне. Почва оседала у него под ногами, она одновременно была теплая, как тесто, и холодная, как змея.

Он здесь. Он. Папаша Дюбуа. Совсем один в этой беззвездной ночи. В этой ночи, где нет ни малейшего дуновения. Где даже земля уже не посылает больше соков в сердцевину растений.

Он здесь. Он. Папаша Дюбуа. Он один бредет по дороге, которая не ведет никуда.

Ночь светлеет… Ночь вновь становится непроглядной…

В нем самом еще живет тепло, но все вокруг — зимняя стужа, от нее все больше коченеют руки и ноги.

В нем самом еще живет тепло, но постепенно тепло это уходит, улетучивается, растворяется в холоде, который сочится с тяжело нависшего неба и выступает из жирной земли.

Моросящий дождь пронизывает до костей, поднимающаяся от земли влага леденит ступни.

Он здесь. Он один, и никто не поможет ему отыскать верный путь, с которого он сбился.

Неужели все его покинут?

Неужели его оставят во власти этого ледяного царства, где нет больше места жизни?

С его языка готовы сорваться проклятья, вопли, призывы.

Существует ли иной мир за пределами того мира, в котором он так много и упорно трудился?

Пришел священник. Отец узнал его по черному одеянию, а главное, он понял, что это священник, потому что после смерти жены никто не подходил к нему так близко, никто так ласково с ним не говорил. Он не разобрал слов, которые произнес священник, и сам ничего не мог сказать в ответ. Ему казалось, что лицо священника долго-долго было рядом с его лицом, а потом молчание и холод вновь окутали его.

Время остановилось. Теперь уже ничто не движется, ничто не живет вокруг.

Тянутся долгие часы, а его только и хватает на это бесконечное нечеловеческое усилие, которого требует от него каждый вздох, ибо с губ его срываются все более частые, все более короткие, хотя и не такие мучительные вздохи.