Читать «Красный век. Эпоха и ее поэты. В 2 книгах» онлайн - страница 505

102

Это в стихах. В дневнике: «Пярну… Милый, чистый курортный город. Доброе море». Однако пярнусская «прописка» не промешала Самойлову собрать в сборнике «Снегопад» московские стихи. Сборник оказался посмертным. С Москвы началось, Москвой и закончилось..

103

Тут надо назвать два стихотворения 1950 года, связанные с Александром Яшиным. Одно — «Курортники» — о том, как Яшин на черноморском курорте озабочен севом в родном Никольском районе; другое — «На свадьбе» — видимо, со слов Яшина — о том, как приехавший на деревенскую свадьбу секретарь райкома «забыл на всю ночь машину». Проблемы «Вологодской свадьбы» настигли Яшина двенадцать лет спустя; можно только удивиться чутью Орлова, с таким упреждением пославшего снаряд в эту мишень.

104

Финальное четверостишие: «Но мы-то доподлинно знаем…» позволю себе опустить как элементарное.

105

Из дневника Давида Самойлова: «Целое поколение поэтов думало, что они ученики Маяковского или Пастернака. На самом деле они ученики Антокольского». Запись от 28 июня 1976 г.

106

Взорвала ситуацию статья Сергея Наровчатова: наше поколение лежало под пулями, оно лежит и под жестяными звездами, оно, а теперь ему не находят места в издательских планах! Волна дошла: после Совещания молодых в 1948 году поколение фронтовиков «легализовалось» в литературе, и именно Наровчатову было предложено (в ЦК комсомола) оздоровить издательскую программу.

107

Дата вычисляется по графику выхода однотомника. Сам Межиров дат не ставит ни под стихами, ни под комментариями к стихам. Можно отнести это на свет его скрытного характера, а можно понять как установку: в реальности ничто не меняется, поэтому и датировать нечего. Одна дата врезана раз и навсегда: 1941. НАВСЕГДА. Так что все прочие даты — морок.

108

Говорят, что много лет спустя эти навыки помогли поэту продержаться первое время в Штатах, куда он на старости лет передислоцировался из СССР. Но это, понятно, такие же легенды, как и все другие факты из жизни поэта, производящие впечатление легенд.

109

Или третья? — если считать тогда же вышедший сборничек «Новые встречи». Сам Межиров второй своей книгой объявил «Ветровое стекло», но если учесть, что в любой своей книге он перемешивает старые и новые стихи, а дат не ставит, то нумерацию вообще можно считать условной. Безусловно другое: вопиющий контраст книги 1947 и книги 1950-го.

110

Свою русскую няню младенец запомнил прежде, чем свою еврейскую маму! Могу назвать ещё двух поэтов, поставивших словесные памятники своим русским няням: это Ходасевич и Межиров. Любопытно, что у обоих — еврейская кровь. У Ходасевича ещё и польская. А выбор — русский. Коржавин уточняет, что няня его — именно русская, а не украинка. Дело-то происходит в Киеве. Впрочем, в 1925 году Киев — скорее русский, чем украинский город. С еврейским и польским землячествами.

111

Позднейшая формулировка: Всемирно-историческое заблуждение всей нашей цивилизации, всерьез воспринятое Россией. См. Наум Коржавин. В соблазнах кровавой эпохи. Воспоминания. Том 1. М. 2005, с.324.