Читать «Трое отважных, или Жизнь и необычайные приключения "мушкетеров"» онлайн - страница 84

Олег Васильевич Сидельников

Орлнк лежал на боку, испуская тихие, почти человеческие стоны. Белоснежный красавец с темной гривой умирал. Он лежал в луже крови с развороченным животом и ждал, ждал своего друга. Ему так не хотелось умереть, не повидавшись с ним... Завидев Гогу, конь тихо заржал — горестно, ласково. В больших, с фиолетовым отливом, глазах его в последний раз вспыхнули живые искорки.

Гога бросился к Орлику, упал на колени, обнял могучую шею и заплакал навзрыд. Конь нежно трогал руку друга мягкими холодеющими губами.

— Орлик!.. Милый Орлик...

Гога заглянул другу в глаза, которые уже подергивала смертная пелена. В них были боль, тоска и недоумение. Он как бы хотел сказать: «За что меня, Гога?.. Я был хорошим цирковым конем. Бегал вокруг манежа рысью и галопом — как только было надо, бегал не взапуски, а строго соблюдая все правила, так, чтобы ты, Гога, попадал все время в темп, крутя свои сальто, чтобы не разбился. Я старался, дружище... Кто меня так, Гога?.. А помнишь, как ты поспорил с известным мастером высшей школы верховой езды и заявил, что я, Орлик, сделаю все то, что сделает его лошадь?..

Но Мастер смеялся, называл тебя зазнайкой. Но вот мы выскакали на манеж. Его лошадь делает курбет — я его повторяю, она прыгает кабриоль —я тоже, пиаффе — и я — пиаффе!.. Славно мы тогда подшутили над знаменитым мастером!.. Прощай, Гога. Прощай, дружище!..»

Орлик вздрогнул, вздохнул коротко и затих. Навсегда. Гога горько плакал, обняв шею друга. А рядом стояли его товарищи и тоже плакали. Ведь Орлик был и их другом. Он был настоящим артистом. Пусть четвероногим, но артистом. Настоящим.

ПОДВИГ СПИРИДОНА ЛЕНСКОГО

В ту субботу Матильда, как обычно, сидела в дальней аллейке городского парка и вышивала что-то болгарским крестиком. В условленное время Спирька пришел. Сел на скамью, делая вид, будто любуется природой. «Рукодельница», не глядя на него, тихо сказала:

— Ровно в двенадцать ночи — ко мне. Все. Шагай.

Парень чувствовал себя обреченным кроликом, на которого уставил свои замораживающие волю глаза голодный удав. С работы си отпросился, сославшись на головную боль и сердцебиение. Врач нашла и сильное сердцебиение, и, по мутным, полным страдания глазам Спирьки,— головную боль. Выписала лекарства и дала освобождение на три дня. Парень действительно чувствовал себя хуже некуда.

Он вышел из поликлиники. Побродил по городу, удивляясь тому, что почти все люди, которых он встречал, смеялись, рассказывали друг другу что-то интересное. У людей было хорошее настроение. Завтра воскресенье — отдых, рыбалка, дружеское застолье, спортивные соревнования...

А он бродил по улицам в рабочем комбинезоне; свежие стружки прилипли к рукавам, запутались в его сивом чубчике.

...В недоброй памяти тридцать третьем голодном году остался Спирька сиротой. Соседи говорили, что должны за ним прийти из детского дома. Мальчуган ждал. Но, видать, там заминка вышла. А есть страсть как хочется! Пришел квадратный дядька с пугающей челюстью. Глаза маленькие, въедливые, злые. А сам улыбается.