Читать «Резиновый бэби (сборник)» онлайн - страница 89

Он смеялся, когда я рассказывала ему про кхмеров, и говорил, что я должна была быть женой Пол Пота. Или на худой конец того серпентолога, который изучал камбоджийских змей в соседнем отделе и следил за мной неморгающими змеиными глазами.

А теперь он ушел, и я осталась – без ничего. Я все время жила в коконе, сотканном из любви к нему. Кокон был похож на серебряное облако. И мне казалось, что у него тоже есть такой кокон. И еще эти два кокона соединяли нити. Их было много, и через них шел обмен. Они могли растягиваться, когда коконы были далеко друг от друга, и сжиматься при приближении. Например, когда он обнимал меня, связь между нами занимала всю площадь нашего касания, а когда мы занимались любовью – мы становились одним целым. И вот эти нити-связи лопнули, вернее, Лернер безжалостно разорвал их. Но кокон мой не стал меньше. Перестали существовать провода, а источник был той же интенсивности. И оттого, что сияние моего кокона никуда не могло деться, – оно сжигало меня.

Перед тем как бросить меня, Лернер сказал: «Мир так устроен – мы с большим ускорением несемся к саморазрушению...» А когда я заревела, он попросил не винить ничего – ни прогресс, ни нанотехнологии, ни потепление, ни глобализацию в целом – все дело в том, что мы все идем вперед с различной скоростью и его скорость не равна моей.

Подруга говорила, что он зверь, этот мой Лернер. Что будто однажды, сто лет назад, его встретил ее первый муж, вскоре после их свадьбы.

– Ты что, все-таки на ней женился? – Лернер кричал на всю улицу.

– Да, – ответил тот.

– Вот начнется, вот намучаешься!

– Почему?

– Месячные, – ответил Лернер.

Это правда – Лернер был суровый, безо всяких телячьих нежностей. Объяснял это тем, что все детство родители обливали его холодной водой. Однажды, помню, он пришел очень поздно, я была уже в постели. Присел на край кровати, заботливо спросил, не болит ли у меня голова... Я очень тогда удивилась этой его непривычной заботе.

– Ты, – говорю, – Лернер, такой трогательный сегодня... Невероятно... Что-то случилось?

– Нет, – ответил он очень серьезно. – Просто мы с ребятами на рыбалку собрались. А если у тебя голова болит – обязательно дождь будет.

Я вспомнила, как познакомила его с мамой. Что-то рассказывала ей про школу, про педагогов – и вдруг вырвалось:

– А пошли они все в жопу!

Мама расстроилась:

– Дочь, ну откуда такие слова!

– А Лернер говорит, надо называть вещи своими именами.

Мама задумалась.

– Пригласи его с нами на лыжах покататься в воскресенье...

А теперь он ушел.

* * *

Я рыдала, наверное, месяц. Подруга сказала, что тоска выбивается светской жизнью, и потащила меня в семь утра на лекцию по истории причесок и макияжа. Ее читал человек с большой головой и без шеи. Я узнала, что Людовик Четырнадцатый страдал гнойным гайморитом, ни разу в жизни не мылся после того, как ему не понравилось соприкосновение с водой при обряде крещения. Как, тем не менее, его страстно любили женщины, выстраивались в длинные очереди к его постели. А еще о том, что в париках из человеческих волос, которые смазывались маслом и посыпались рисовой пудрой, помимо вшей и блох селились мыши и тараканы. И иногда, когда владелец парика сидел за обеденным столом, мышата с его головы прыгали прямо в суп.