Читать «Игра в ящик» онлайн - страница 97

* * *

Я обратил внимание Дольманса на трудности предприятия, но его ничто не испугало.

П. И. Чайковский

Молодой художник Владимир Машков не знал, кого ему больше опасаться. Полины – не по-русски красивой дочери музыковеда и автора энциклопедических статей о передвижниках Винокурова. Или же Люси Лебедевой – подающего большие надежды литературного критика и редактора издательства «Искусство». Последняя не была красавицей, но каштановые вьющиеся локоны, правильные черты лица, чуточку бледноватая кожа, энергичный подбородок, большие с прозеленью глаза, смотревшие настороженно и вызывающе, делали ее интересной.

От этого интереса Владимир частенько просыпался среди ночи и думал. Но не о том, о чем должен был бы молодой, еще только формирующийся мастер. Лисьи, в крапинку глаза Полины Винокуровой могли привидеться ему в кромешной темноте комнаты или выставленная как напоказ белая мочка уха с броскими сережками Людмилы Лебедевой. После таких ночных наваждений Владимир вставал вялый и расслабленный. Неровный и сбивчивый сон не способствовал рабочему настрою, и Машков мог в такие дни долго и бесцельно бродить по комнате в длинных черных трусах, не зная, как сбросить с себя навязчивые образы наготы.

Выручал Владимира сосед по квартире Никита Ильин. Храбрый солдат, ставший инвалидом после тяжелого фронтового ранения, он не работал, жил на небольшую пенсию и был всегда рядом. Стоило только Никите в рабочие часы утра заслышать за стеной бессмысленные вздохи и бесцельный скрип половиц, как он сразу же спешил на выручку попавшему в беду Машкову.

Два звонких удара, один в глаз, а другой в ухо, немедленно приводили художника в чувство. Наполняли его голову ясным и окрыляющим смыслом нового трудового дня. Машков быстро доставал стаканы. Разливал по сто и похмелялся вместе со строгим соседом.

Выпив, Никита по доброй фронтовой привычке никогда не закусывал. Он вставал и долго, заинтересованно, с пониманием рассматривал полотно в углу комнаты на мольберте. Он глядел на новую картину, рождавшуюся, как всегда трудно, в исканиях и борьбе, и если старого солдата по-настоящему задевала работа, сделанная живописцем за предыдущий день (видимый ее прогресс), он обязательно поворачивался к Владимиру, чтобы добавить. Очень хорошо у Никиты выходили короткие и прямые удары в зубы. Крупные, как волжская галька, костяшки его кулака за один раз разбивали губу и десну. Гарантируя художнику долгую и мучительно сосущую боль. Награждая тем самым исконным, нутряным и телесным горением и жжением, которое одни лишь великие мастера нашего прошлого и настоящего, Крамской, Поленов и Вучетич, умели гениально превращать в высокий, идейный жар подлинного искусства.

Сможет ли Владимир Машков сделать то же самое – покажет время. Простой же солдат Никита Ильин по-хорошему верил в талант Владимира и потому, выполнив свой долг, наставив и направив, сейчас же уходил, чтобы уже ничего не могло помешать вдохновенной самореализации художественного дара его соседа.