Читать «Игра в ящик» онлайн - страница 165

Сергей Солоух

Боря снова полез в рукава, а небольшой и мягкий талисман легко поместился во внутренний карман словно нарочно плотной, хоть и летней, югославской куртки, не выпирает. Радужный рыбий бок зеркала, вделанного в дверцу шкафа, отражал черную гладкую водолазку и общий строгий серый тон. Боря шагнул к двери, раскрыл ее, и то, что Махатма, Пана Сеха, не высунулся тут же, не опустил шлагбаум, стало еще одним хорошим знаком. Все правильно. Вперед.

На крыльце общаги стоял Роман Подцепа и курил. Серая гильза беломорины желтела и некрасиво подмокала, съедаемая огоньком уже у среза изломанного мундштука.

– Идешь? – словно тотчас же, на первом же встречном задумав испытать всю меру своей решимости, спросил Б. Катц.

– Иду, – глухо ответил Р. Подцепа и не прищурился, не отвернулся, как мог бы, должен был, дескать, ты проходи, дружок, ход не задерживай, мне все равно другой дорогой. Два несводимых в кучку глаза слегка ожили, замученный окурок полетел в кусты, и Рома выступил плечо к плечу, пошел рядом с Борисом.

Конечно, через две-три недели соберется на заседание Совет, Подцепе назначат нового научного руководителя, и он опять попрет как паровоз, давя всех окружающих, но это через месяц, а сейчас Роман Романович такой же, как и Боря, бесперспективный лопух, аспирант третьего года с пачкой никому не нужных, под бледную копирку отстуканных страничек. Внезапная нелепая гибель профессора всех уравняла на пару дней или недель, все сделала возможным. Борис хотел спросить об Олечке Романа, который наверняка, конечно, ее видел, но вместо этого внезапно поинтересовался, слышит ли Подцепа на своем пятом этаже, как падает Махатма.

– Махатма? – переспросил Роман и перестал быть роботом.

Его особый, гениально отвязанный от всех законов симметрии и соосности глаз навелся вдруг на Борю. Черную пешечку, обманным ходом пристроившуюся под бочок ферзя. Узнал Р. Р. Подцепа того, кто взял его на буксир, и удивился. И так нехорошо и молча, что немочь сизой голубкой накрыла Борю Катца, слабость бедренных и икроножных мышц лишила сил, но повернуть назад уже не было никакой возможности. Уверенность в себе, еще минуту назад железной кочергой толкавшая Бориса в спину, бесследно испарилась. Несчастный локотком пытался невидимую книгу-талисман прижать поближе к сердцу, чтоб напитала верой и теплом внезапно и безвольно ослабшее. Но все напрасно, прежнее ощущение равенства больше не опьяняло, и думалось лишь об одном: через три недели соберется на заседание Совет, Подцепе назначат нового научного, и он опять попрет как бронепоезд «Большевик», а Боря так и останется бесперспективным лопухом с пачкой никому не нужных, под бледную копирку отстуканных страниц.

И лишь увидев Олечку, Б. Катц опять воспрял. Она была бледна, несчастна и вся понятна. Вот только подойти к ней и заговорить не было ни малейшей возможности. В переполненном холле главного корпуса ИПУ алый плюшевый гроб на черном бархате постамента, словно сторожевая лодка, торпедный катер, отделял близких и родственников от медленно струившихся волн сочувствия с другой, подветренной стороны. В спину дышали, и цветы пришлось положить второпях, где-то в ногах, в районе живота, а Олечка сидела рядом с матерью у изголовья и, кажется, в этот момент вовсе на Борю не смотрела. Зато на нее саму не отрываясь пялился лысоватый молодой человек, маячивший прямо у Оли за спиной. Больше того, время от времени плешивый субчик со сдавленной картошкой носа, которую до этого Борис видел лишь у директора ИПУ А. В. Карпенко и только ему прощал, трогал плечо и руку девушки и тем особенно расстраивал Б. Катца. Счастливая мысль, что это родственник, конечно же, двоюродный, троюродный, пришла не сразу, но тут же успокоила. Борис собрался вновь, резиночка решительности, авиамодельная венгерка, в очередной раз саму себя подкинула к зениту.